Когда он повел по шее носом, меня бросило в пот. Я открыла рот, пытаясь вдохнуть, но выходили лишь короткие всхлипы. А стоило Рэму слегка укусить — я вскрикнула и забилась в его руках. Он чуть сильнее сдавил горло, вынуждая обхватить его запястье обеими руками, а сам рванул мою блузку на две части.
— А ты дикая, — в его голосе отчетливо завибрировало звериное рычание.
Лифчик больно обжег ребра, сдаваясь зверю, и в следующий вдох он сжал мою грудь. Подбородок ошпарило укусом — зверь будто дегустировал кусок торта! Только интеллекта у меня вдруг стало столько же, сколько у этого куска — я застонала и выгнулась, то ли пытаясь сбросить его лапу, то ли сильнее в нее вжаться. И стоило податься навстречу, внутри все сорвалось с катушек. Рэм ослабил хватку на шее и переместил пальцы на скулу, проталкивая большой мне в рот.
Я знала, что они могут так действовать на женщин. Но знать и прочувствовать на себе — не одно и то же. Осознание того, что я в его лапах, не приводило в чувство вопреки здравому смыслу. Губы против воли скользили по его пальцу, но схватить его зубами не выходило. Стало страшно. Рэму ничего не стоит открутить мне голову, и никто ему ничего не сделает. Он прав — люди лишь тявкали из-за угла. Но иногда попадали под жестокую расправу.
Я не хотела так же. И этим хоть немного можно было себя оправдать… пока он не швырнул меня на кровать. Но вместо того, чтобы попытаться сбежать, я испуганно смотрела на зверя. Его взгляд стал диким, темным и злым, будто я все же откусила ему палец.
Но больше передышки он не дал — рванул с меня джинсы с такой злостью, что чуть не содрал кожу! Это немного отрезвило, и я перевернулась на живот, чтобы попробовать дать деру, но на этом мои успехи кончились — Рэм придавил меня к кровати ладонью.
— Иди к черту, — прорычала я, не подозревая, что мне самой тут же выпишут билет в первом классе.
Рэм — эксперт в чужих слабостях, в этом сомневаться не приходилось. От его рывка другой рукой мне в трусы я забыла, как дышать.
— Врешь, Вика, — задвигал жестко он пальцами. — К черту ты хочешь со мной…
Издевался Рэм со вкусом, позволяя прочувствовать мое унижение.
— …Никогда не пробовала с таким, как я? — прорычал жарко на ухо.
А меня будто холодной водой окатили, только это не отрезвило, а наоборот — ускорило достижение его цели. Потому что я не то что не пробовала такого, как он — я вообще никого давно не пробовала. На что ему и наябедничал мой позорный оргазм. Смешение эмоций страха и дикого вожделения едва не убило. Я царапала простыни, оставляя на белой ткани черные пятна от туши, и корчилась от болезненных, едва выносимых спазмов, высекаемых его пальцами.
— Какая послушная…
Провоцировал, бесил намеренно, унижал и издевался!
— Ну как же я без тебя жила? — прохрипела, приподнимаясь на локтях. — Ты по пятницам свободен?
— Теперь да.
Он рывком вздернул меня на колени, и я уже подумала — будет пользовать по-животному в лучших традициях криминальной сводки, наказывая за каждое смелое слово. Но когда он толкнул меня на спину и навис сверху, я пожелала вернуться на четвереньки. Его темный бешеный взгляд и издевательская усмешка лишали последней возможности найти в себе хоть каплю смелости испортить ему удовольствие.
Только я видела — не может терпеть, виски мокрые от напряжения и жажды это напряжение сбросить. Я уперлась ладонями в его грудь, когда он навис сверху, и дернулась как от удара током, когда небрежно мазнул между ног жесткими пальцами, прежде чем упереться членом.
— Где твоя смелость, Вика? — склонился ко мне, упираясь рукой у виска и на удивление осторожно двинул бедрами. Я зажмурилась и раскрыла рот, хватая воздух. Пальцами скользнула по его груди и вцепилась в плечи, когда он качнулся назад, но тут же нетерпеливо вернулся, причиняя боль. — Такой страшный или такой большой?
— Такой ублюдок, — процедила, нарываясь.
Но зверь, как бы ему ни хотелось, не повелся на провокацию.
— Теперь понимаю, откуда столько напряжения, — усмехнулся в губы, продолжая терпеливо толкаться. Я металась под ним, как в горячке, встречая каждое движение стоном, не разбирая — мне плохо? Хорошо? Стыдно? Или плевать?
Рэм замер, давая привыкнуть, и я расслабилась, обнимая его бедра ногами. Плевать — война будет потом. Сейчас приходилось признать — он почувствовал мое слабое «да» и вытащил его наружу вместе с пошлым стоном. Почему, в конце концов, не расслабиться? Я — свободная женщина. А чушь про «продажу» можно забыть — не с моими связями бояться каких-то махинаций моего идиота-братца.
И Рэм почувствовал мое согласие — поблажки прекратились. Сжал пальцы на шее и задвигался жестко, вынуждая сжиматься внутри и тем самым доводить его до хриплого стона. Несколько рваных вдохов, и мы оба превратились из врагов в одержимых удовольствием любовников. Я кричала в голос, скулила, царапала его руки, а он хрипел и рычал, позволяя мне все. А когда устал позволять, вернул лицом в кровать, где меня накрыло очередным позорным оргазмом.
Эта ночь вполне бы могла претендовать на лучшую в жизни, в равной степени как и на последнюю. Рэм выжимал меня досуха, забыв, что между нами не могло быть такой ночи. Я не чувствовала себя шлюхой в его руках, наоборот — он обращался со мной как с единственной женщиной. Оставалось не забыть посмеяться над этим завтра, когда предстоит заплатить за глупость.
Мне показалось, я выключилась на вдохе после очередного раунда.
— Ты — зверь, — вяло промычала, ненадолго придя в себя, когда он повернул меня на спину и легко шлепнул по щеке.
— Ты привыкнешь, — защекотал его смешок в чувствительные губы, и мне бы прийти в себя и срочно рвать когти, пока хватка ослабла…
…но тогда я еще не знала, что из его лап уже не выдраться.
* * *
1
Когда зазвонил будильник, я застонала и с трудом разлепила глаза.
За окном — темно-синяя плотная утренняя муть, как обычно. Но на этом все обычное заканчивалось.
Рэма в кровати не оказалось. Он сидел в единственном кресле и почти при полном параде. Его внимательный изучающий взгляд не добавил утру снисхождения к моему ночному падению. Пора было точить ножи и проверять обойму.
— Уже уходишь, милый? — хрипло усмехнулась я.
Никогда еще не чувствовала себя так опустошенно. Представляю, как сейчас выгляжу. От слез и всего, что они размазали по лицу, кожу неприятно тянуло. Хорошо хоть помадой я не пользуюсь.
Его взгляд, наконец, стал знакомым — суровым, холодным и режущим. Попытка сделать вид, что мне плевать, осталась незамеченной.
— Ты как предпочтешь, сразу ко мне переехать или сначала закончить все дела?
— Что? — вопросительно вздернула бровь.
— В Аджун. Ко мне в дом, — он поднялся, обхватывая длинными пальцами запястье и принимаясь застегивать пуговицу на рукаве. — Или я могу тебе дать неделю, чтобы закончить в городе свои дела и уволиться с работы.
