— Это правда? — разочаровано смотрит на меня мама.
— Это неправда, — опускает глаза Марьяна. — Я не хотела, чтобы он знал.
— Почему?..
— Но захотел бы узнать, узнал… — опять подливает Ольга Павловна. — Живот же не скроешь. Особенно на Марьяне, она тогда и пятидесяти не весила… При ее то росте! Тростинка. Тяжёлая была беременность…
— Мам… — недовольно хмурится Марьяна. — Перестань, пожалуйста.
— Но у ребенка же не только отец… — расстроенно смотрит на Алёнку моя мама. — У него же целая семья. Бабушка, дедушка, дядя, тетя… Разве можно скрывать? Разве можно лишать всех общения из-за недопонимания с отцом? Мы бы, в конце концов, повлияли бы как-то!
— Я была с вами не знакома, Мария Ильинична. Да и не хотелось мне, чтобы кто-то влиял… Давайте, спишем на гормоны и токсикоз? — дипломатично пытается съехать Кошка.
— Семь лет токсикоз и гормоны?!
— Мам, тормози! Я же сказал — это мой косяк был.
— Как же ты согласилась замуж пойти, если он тебя с семьей не познакомил?!
— Любила… — пожимает плечами Кошкина. — Не думали мы об этом. Думали — позже познакомимся…
— Любила и так легко разлюбила, что даже про дитё не сказала?
— Мам! Не так всё было.
— Так, не так! Эгоисты! — машет на нас рукой мама, не желая слушать. — Я чем виновата, ребенок чем вам виноват! Сошлись, расстались, как коты мартовские. Бессовестные!
Прижимаю крепче Марьяну, пытаясь закрыть ее от маминых обвинений, но она уже разошлась.
— А сейчас что?! Опять март на носу — обнимаетесь? А потом еще одного сделаете и снова поминай, как звали? А я потом внуков по всеми миру искать должна?!
— Мам, хватит. Мы молодые были, глупые, принципиальные. Неправильно себя повели.
— А теперь что — постарели, поумнели, короны сняли? — критически смотрит на нас тёща. — Или опять вожжа под хвост попадет, пузатую ее из дома выставишь?
— Что?! — хватается за сердце мама.
За всем этим давно примолкли Женька и Алёнка. Она тревожно и сердито оглядывает всех за столом. Неожиданно бьёт ладонями об стол. Все вздрагивают. Ловко проползая под столом, залезает к нам третьей.
— Уходите! — обнимая Марьяну за шею смотрит гневно на бабушек. — Вы нас не любите! Уходите!
Улавливаю в ее тоне категорическое интонации Кошки. А она тоже такая была… Это ее слова, просто чуть прямее и наивнее. Без дипломатии.
— Алёна, — прижимает ее к себе Марьяна. — Так нельзя… Это бабушки твои.
— Они нас не любят, — дует губешки. — Они не рады, что мы все нашлись!
— Господи, да мы рады! — прижимает руки к груди мама.
— Ты маму ругаешь. А ты — папу! Молчите!
Бабушки послушно вздыхают.
Так их, царица моя!
Мне приходит смска с магазина мебели. Ура!! Наконец-то. Доставка. Повод слинять из-под обстрела.
— Мебель привезли! — поднимаюсь я. — Родная, поможешь мне там… — многозначительно дергаю бровями.
— Конечно, — тут же подскакивает Кошка. Ну еще бы!
Оставляем мам на расправу Алёнке.
— Аленка, — подмигиваю я. — Не все еще слышали, как ты шедеврально поешь!
Ставлю ее на наше кресло.
— Давай, царевна моя, жги! И еще все стихи, что помнишь. Бабушка Мария обожает стихи!
Смываемся. В прихожей выдыхаем, глядя друг другу в глаза.
— Иди сюда… — обнимаемся. — Ты хорошая мама… А она просто хорошая бабушка.
— Я понимаю…
А потом мы не торопясь, вдвоем весь вечер собираем для Аленки мебель, дожидаясь, пока бабушки натусуются с Алёнкой. И Ольга Павловна ляжет спать, а моя мама поедет к Лене.
Алёнка уже не сердится и активно анимирует обеих бабушек. Между собой вроде бы не ссорятся. И на том — спасибо!
Марьяна периодически поглядывает на меня с недобрым прищуром. И раз на пятый, я зависаю — в чем проблема. Она есть…
Стоя на коленях, надеваем чехол на матрас.
— Кошка моя…
— М?
— Скажи прямо — где я тебе на хвост наступил? В чем претензия?
— Нет претензий.
— Прекрати врать!
— Не вру никогда! — фыркает она.
— Говори, зараза! — заваливаю ее на Аленкин матрасик. — Или звездец тебе!
Трусь небритой челюстью об ее шею и резко, но не больно покусываю. Взвизгивая, хихикает, пытаясь выкрутиться. Кошка боится щекотки!
— Хватит! Хватит!
— Слушаю, — пристраиваюсь сверху, распиная ее.
— Реально нет претензий… просто… немного яда! — оскаливается она, клацая на меня зубами.
— Что я сделал?
— Соврал?… — рассуждает она. — Да вроде бы нет, не соврал… — задумчиво смотрит в потолок.
— Ну?!
— Короче. Я посмотрела видео на твоем рабочем столе.
— Твою мать! — психую я, падая рядом с ней на спину.
— Задорно… Но в главной роли и правда не ты. Хранишь?
Там откровенные игры с Кретовой… по вебке. Я записывал. И какого-то хрена не удалил сразу же.
— Мы расстались, Ян. Я просто не успел удалить.
— Окей.
— Клянусь. Сегодня же всё удалю.
— Ладно… Я знаю, что ты не евнух. Проехали.
— Извини. Ты не должна была это видеть.
И тут, сука, как назло!..
Марьяна протягивает мне мой звонящий телефон. Бросает взгляд на экран.
Там Кретова, мать ее! И фотка с той самой грёбанной вебки!.. Из какой логики я ее поставил на дозвон?!
— Мм… Некто — Кретова, — отдает мне Марьяна трубку. — Расстались, значит?
Смотрит на часы. Десять!
— Ты что не веришь мне, Ян?
— Ответь… Может, что-то случилось у человека. Зачем же еще ей звонить тебе так поздно?
— По работе…
— Ах, это коллега, — демонстративно понимающе.
— Хватит! — сжимая ее руку, отвечаю на вызов.
— Айдаров…
— Ле-е-ев!..
Пьяная! Фак!
— Влада, что-то срочное? Я очень занят.
— Очень… очень… очень… срочное! Я хочу тебя! Прямо сейчас!
Да ну что за засада-то?
— Не могу говорить, извини.
Скидываю вызов.
И оправдываться как-то стрёмно. С другой стороны — а что я сделал?
— Я люблю тебя, — шепчу я. — Мне не нужен никто.
