— Твою ж мать! — выругался я. И тут же поймал осуждающий взгляд водителя. Вопросительно посмотрел ответ, и лишь когда Дмитрий скосил взгляд назад, вспомнил о том, что вообще-то в машине ребенок. — Ладно. Что с его ребятами?
— Сказали, что им заплатили за то, чтоб забрать пацана без лишнего шума.
— Возле калитки сада?
— Я тоже думаю, что это все липа. Но оба отказались говорить.
— Это у тебя-то?
— Удивишься, но да, — хмыкнул начальник охраны.
— Ладно, пусть посидят. Может передумают.
— Вы домой едете?
— Да.
— Отлично. Я тоже скоро буду.
Короткий разговор оставил странное послевкусие. Ни разу еще Влад не подводил меня. Неужели парни оказались крепче, чем я думал? Да и зачем Шумскому мой пацан? Был бы нужен, забрал бы раньше. Для чего вся эта демонстрация? Я не понимал. И это было очень, очень плохо.
Когда машина въехала в открывшиеся ворота и остановилась, привычно вышел на улицу, на ходу проверяя почту в телефоне — не отвеченных писем накопилось уже прилично.
— Александр Викторович, — окликнул меня Володя. Обернувшись увидел, как он указал взглядом на мальчика, который тоже вышел на улицу и растерянно оглядывался по сторонам. А я в очередной раз убедился, что для меня ребенок — это большая проблема. Я понятия не имел что с ним делают и как. И признаться не особенно хотел знать.
— Даниил, — обратился к нему. Ребенок испуганно посмотрел на меня и замер на месте. — Володя отведет тебя в комнату для гостей. Ты будешь сидеть там, пока тебя не позовут на ужин. Ясно? — Мальчик затравленно кивнул в ответ. — Вот и договорились. Вов, понял? — Охранник вздохнул и кивнул, а я направился к дому.
Но не успел я даже подняться на второй этаж в спальню, чтобы переодеться, как снова зазвонил телефон. Опять Рокотов.
— Что такое?
— Воронцова. Ей требуется пересадка почки. Если подсуетиться, то можно сделать довольно быстро и качественно.
Повисла пауза, в которой фактически прозвучал невысказанный вопрос.
— Делайте, — вздохнул я, прикидывая цены на трансплантацию. В конце концов, она спасла мальчику жизнь, а он, как никак, мой наследник. И хотя я не испытывал к нему никаких эмоций, умом понимал, что мы родственники. И по-хорошему, кроме него, родных у меня больше не было. Так уж вышло.
А значит стоило как минимум заботиться о пацане.
6. Евгения
Первое, что я увидела, — светло-голубая стена. Я лежала и пыталась вспомнить, почему в моей спальне стена стала голубой. Разве мы делали ремонт? Когда? Мысли вязли, словно мухи в янтаре. Я даже не сразу поняла, что не дома, — пока не попыталась привстать.
Движение отдалось во всем теле тяжестью. Охнув, расслабилась и попыталась осторожно осмотреться. В ответ на мою попытку пискнул какой-то прибор, и тогда до меня дошло, что я по-видимому была в больнице.
В памяти медленно всплывали последние моменты случившегося… Пульс подскочил — Данька! Я снова дернулась встать, но в этот момент в комнату, а точнее палату, вошел седовласый старичок и неодобрительно зацокал.
— Куда вы, Евгения! Вы что! Вам нельзя вставать пока!
— Что… Что со мной?
— Вы только отошли от наркоза. Вам нужен покой. Лариса! — крикнул он кому-то. Рядом появилась миловидная девушка, у которой в руке оказался шприц.
— Даня… Сын! Где мой сын? — я едва успела задать волновавший меня вопрос, как сознание стало уплывать куда-то. — Сын…
Второе пробуждение прошло более плавно. Я практически сразу вспомнила, где находилась. Дергаться не стала — сначала попробовала осмотреться. Однако предательский прибор снова пискнул. Вздохнула и откинулась обратно на спину, ожидая визита врача. И тот не заставил себя ждать.
— Уже очнулись! — обрадовался тот. — Как себя чувствуете?
— Где мой сын?
— Сын? — врач нахмурился. — Я не знаю. Но, думаю, Александр Викторович сможет ответить на ваши вопросы.
— Он здесь?
— Да, минутку. Я осмотрю вас, и вы сможете поговорить.
Я терпеливо выдержала все вопросы и манипуляции врача. Когда он попросил перевернуться на живот, в груди противно заскрипело. Стало по-настоящему страшно, что могло быть со мной.
— Что за операция? — выдохнула я.
— По пересадке правой почки. — У меня не было слов. Я лишь молча переваривала услышанное, пытаясь понять, как это все произошло. — Все очень неплохо, — вынес свой вердикт доктор, пока я рефлексировала. — Попозже я еще раз зайду вас проведать.
Я даже не успела ничего сказать, как мужчина ушел. Зато вошел другой. Тот, что с жутким пронизывающим взглядом.
— Что с Даней? — отрывисто спросила я, едва он закрыл дверь.
— Все хорошо. Он здоров и не ранен.
Я вздохнула с облегчением, прикрыв глаза. Даже не подозревала, насколько сильно была напряжена все это время. С сыном все в порядке — это было самое главное.
— Когда я смогу с ним увидеться? — с надеждой спросила я.
— Никогда.
Мне показалось, что я ослышалась. Поэтому мотнула головой, пытаясь отогнать галлюцинации. Они ведь могли быть от всех лекарств, которыми меня пичкали?
— Когда?
— Никогда, Евгения. — Равнодушно повторил Аверин. — Забудь про мальчика.
— Но… почему? Я ведь его мать…
— Ты ему больше никто, — жестко припечатал мужчина, отбрасывая ненужные формальности. — Все документы переоформлены. И я надеюсь на твое благоразумие.
— Это жестоко…
— Так нужно. Твое лечение и восстановление полностью оплачены в счет… — он замолчал, словно подбирая слово. — В благодарность за спасение Даниила. Но более вы с ним не увидитесь.
— Как вы можете… — прошептала я, уже не сдерживая слез. — Я люблю его. И он любит меня…
— Он — всего лишь ребенок. Он забудет о тебе и довольно скоро.
— Ладно я. Но Даня! Разве вы думаете о нем?
— Для него так будет лучше. Он в безопасности, и любые встречи с посторонними — это риск.
— Но я не посторонняя!
— Теперь — да.
— Разве можно так поступать? Лишать ребенка родителя? Ломать чужие жизни! — я все надеялась достучаться до этого холодного истукана, что стоял посреди палаты с равнодушным выражением лица.
— На твой счет будет переведена достаточная сумма, чтобы можно было отстроить свою жизнь заново.
— Да дело же не в деньгах! Это ведь из-за денег все это произошло, так?
— Если тебя это успокоит — безопасность Даниила для меня в приоритете. И повторения случившегося не будет.
