— Это будет очень глупо, — резко ответил врач,
отрицая или, наоборот, подтверждая все вчерашние слова Сэма. Может быть, он
просто защищает себя, подумала Алекс, предупреждая ее об опасности. —
Лучше приходите сегодня, чтобы мы побыстрее разобрались в ситуации. И если
понадобится, мы назначим биопсию где-нибудь на следующей неделе. Ну как,
устраивает это вас?
— Я… да, наверное… но я… очень занята сегодня. Завтра
начинается процесс.
Она уже говорила ему об этом, но теперь она снова
чувствовала отчаяние и испуг.
— Сегодня в два, — безжалостно сказал врач, и
Алекс поняла, что спорить с ним она не в состоянии. Она молча кивнула, а потом,
сообразив, что он не видит ее кивка, подтвердила, что придет к нему в два. К
счастью, его офис находился неподалеку от ее конторы. — Вы не хотите
прийти с подругой?
Этот вопрос удивил Алекс.
— Зачем? — Он что, собирается причинять ей боль
или привести ее в такое состояние, что она не сможет обойтись без посторонней
помощи? Зачем брать подругу на прием к врачу?
— Я обнаружил, что многим женщинам трудно справиться со
сложными ситуациями или большим количеством информации.
— Вы серьезно это говорите? — спросила Алекс, не
веря своим ушам. Не будь она так удивлена, она бы рассмеялась. — Я
профессиональный юрист. С трудными ситуациями я сталкиваюсь ежедневно, а что
касается информации, то за день я получаю ее больше, чем вы за год.
— Информация, с которой вы имеете дело, как правило, не
касается вашего здоровья. Даже врачи, у которых обнаруживаются злокачественные
образования, чувствуют себя не в своей тарелке.
— Но мы же не знаем, есть у меня злокачественное
образование или нет.
— Вы совершенно правы, мы не знаем. Ну что, до двух
часов?
Алекс захотелось сказать «нет», но она знала, что не должна
этого делать.
— До встречи, — ответила она и яростно бросила
трубку на рычаг. Объяснить ее гнев было легко — гормоны и то, что врач был потенциальным
носителем страшного известия. Она смертельно боялась его. Немного успокоившись,
она позвонила одной из своих помощниц и дала ей необычное задание — навести
справки о каждом из трех врачей, чьи имена дал ей доктор Андерсон.
— Я хочу знать о них все: и хорошее, и плохое, и то,
что о них думают остальные врачи. Я не знаю, куда именно вы будете звонить, но
попробуйте все — пресвитерианские церкви, медицинские школы, в которых они
преподают, и так далее.
Постарайтесь не пропустить ни одного источника информации. И
не говорите никому, что делаете это для меня. Все ясно?
— Да, миссис Паркер, — послушно ответила
помощница.
Она была самой работящей подчиненной Алекс, так что та могла
быть уверена, что девушка соберет всю необходимую ей информацию.
И всего через два часа у нее были сведения о Питере Германе.
Алекс уже собиралась уходить, когда в кабинет быстрым шагом вошла ее
сотрудница. По ее словам, этот врач был суров со своими пациентами, но
безупречен с профессиональной точки зрения. В одной из самых престижных больниц
ей сказали, что он отличается консерватизмом, но считается при этом одним из
лучших хирургов города. Что касается двух других врачей, то информация о них не
была такой полной — было известно, что они, не многим уступая Герману в своих
профессиональных качествах, с пациентами обходятся еще более строго, чем он.
Двое остальных названных Андерсоном врачей были не чужды тщеславию и придавали
очень много значения своему авторитету в медицинском мире. Впрочем, Герман тоже
предпочитал общаться с врачами, а не с пациентами; Джон Андерсон скорее всего
уважал его именно за это.
— По крайней мере он знает свое дело, хоть он и не
прекрасный принц, — подытожила Алекс и со словами благодарности велела
своей сотруднице продолжать собирать сведения о двух остальных хирургах. Садясь
в такси, она стала думать о том, что скажет врач, увидев серую массу на ее
маммограмме.
Теперь у нее было две версии: оптимистичная, принадлежавшая
Сэму, и более зловещая, высказанная Джоном Андерсоном, которую Сэм назвал
глупой, и Алекс рада была с ним согласиться.
Но Питер Герман, к сожалению, не разделял мнения Сэма.
Он сказал Алекс, что уплотнение на маммограмме — это скорее
всего опухоль, и ее глубокое расположение в груди и форма заставляют
предполагать злокачественность. Разумеется, до того, как станут известны
результаты биопсии, ничего определенного сказать было нельзя, но его опыт
подсказывал ему, что это опухоль, и опухоль опасная. Дальнейшие действия
зависели от стадии развития злокачественного процесса, от степени ее проникновения,
от гормональной восприимчивости и от наличия метастазов. Врач разговаривал с
ней холодно и конкретно, и картина, нарисованная им, была совсем
неутешительной.
— И что все это означает?
— Я не могу вам сказать, пока не буду знать точно. В
лучшем случае вам предстоит лампэктомия. Но может понадобиться и более
серьезная операция, а именно — умеренно радикальная мастэктомия. Это
проверенный способ полностью избавиться от этого заболевания; разумеется,
многое зависит от стадии развития опухоли и степени проникновения.
С этими словами он показал ей таблицу, состоявшую из
непонятных букв и цифр, которая ровным счетом ничего ей не сказала.
— А что, мастэктомия — это единственный способ
избавиться от болезни? — как-то отстраненно спросила Алекс, понимая, что
вопрос ее звучит глупо. Она была в полном смятении и чувствовала себя
законченной идиоткой. Из высокопрофессионального юриста она вдруг превратилась
в простую женщину.
— Не обязательно, — ответил Герман, —
возможно, понадобятся облучение или химиотерапия. Опять-таки это зависит от
различных факторов и степени распространения.
Облучение и химиотерапия? И плюс к этому умеренно
радикальная мастэктомия? А может быть, проще ее сразу убить?
Возможно, ей придется изуродовать свое тело и к тому же
вытерпеть все чудовищные последствия лучевой или химиотерапии… Алекс
почувствовала, как при одной мысли об этом к ее горлу подкатывает тошнота. Сэм
с его оптимистическими прогнозами и предупреждениями о чрезмерно осторожных
хирургах сразу отступил на второй план. То, что говорил ей Герман, было гораздо
более реально и при этом так ужасно, что мысли ее путались.
— В чем конкретно будет состоять эта процедура?
— Для начала мы назначим биопсию. Я бы предпочел делать
это под общим наркозом, поскольку опухоль находится слишком глубоко. А после
этого решение придется принимать вам.
— Мне?
— Да, это было бы желательно. Вы должны сделать
разумный выбор. Эта область медицины предоставляет несколько возможностей в
таких ситуациях. От меня здесь зависит далеко не все.
— Но почему? Ведь вы же врач.
— Потому что этот выбор влечет за собой определенный
риск и неудобства. В конечном счете это ваш организм и ваша жизнь, поэтому
окончательное решение остается за вами. Но при ранней диагностике, как в данном
случае, я всегда советую мастэктомию. Это самый разумный и надежный путь. Через
несколько месяцев вы при желании сможете сделать пластическую операцию, чтобы
восстановить внешний вид груди.
