— Серьёзно? — он аж приподнялся. — А почему мне об этом раньше никто не сказал?
— Наверно, ждали меня.
— Да, я — ждал, — улыбнулся он и больше ничего не добавил.
Стюардесса, услышав их голоса, осмелилась предложить ужин.
— А господин Моржов? — показала она в сторону спальни, где Моржова уложили поперёк двуспальной кровати, и оттуда до сих пор доносился храп, но посмотрела при этом на Марину.
— Не стоит его будить, — уверенно покачала она головой.
И это было именно то, что она даже не пыталась объяснить Роману, уверенная, что он поймёт зачем им сегодня Моржов и точно знает зачем он им вообще.
Затем, что нельзя им оставаться наедине. Затем, что Гомельский женат, а если она не прикроет его спину от Туманова, то плакал его развод. Затем, что Моржов, похоже, строит большие планы на Маринину компанию, и не самые честные. А ещё затем, что она привыкла доверять своей интуиции.
Она, конечно, откровенно потеряла голову, и готова была и «улететь», и улететь с ним хоть на край света, когда он предложил, но вид пьяненького Моржова её отрезвил. Вот такой парадокс. И Марина была рада, что не оступилась, хотя ещё никогда Штирлиц не был так близок к провалу.
Моржов им не помешает, конечно, при всём его желании, если предохранители всё же сорвёт. Но совсем капельку Марина гордилась собой, что настояла его взять именно сейчас. Не стоило торопиться и терять бдительность. Точно не стоило. Слишком многое сейчас на кону. А то, что принадлежит им, от них никуда не денется. Как истинная фаталистка Марина искренне в это верила.
А как деловая женщина видела и практическую сторону. У банкира был составлен чёткий план передвижений, о котором он рассказал, пока они танцевали. И Марина очень рассчитывала на два морских перехода на его яхтах.
На самолётах она всё же летала. На частных, шикарных, с индивидуальными интерьерами. У одного владельца итальянской компании были даже двухэтажные хоромы с крыльями. Но ни один из них не был похож на дом. И жить в самолёте было нельзя. Плюс все эти ангары, техническое обслуживание, полётные планы, страховки, лицензии, допуски, сложности и всё ради того, чтобы совершить полёт на тринадцатое новолуние в году. Нет, это точно было не для Марины.
А вот яхта… После разговора с Романом, она полазила по сайтам, посмотрела видео, подписалась на заинтересовавший её журнал и подумывала даже записаться в яхт-клуб на курсы. Потому что яхта — это всё же дом. Хотя сложностей с её содержанием тоже хватало. Вот только вживую на палубе частной субмарины Марина стояла лишь раз. Да и то просто поднималась на борт, но никогда не была в открытом море. Это маловато для того, чтобы решить нравится ли ей яхтинг. А Моржов предложил именно прогулку.
И не то, чтобы она не смогла отказаться. И не то, чтобы теоритически они потом не могли бы присоединиться к Моржову. Но вот на этот счёт Марина точно не обманывалась. Останься они сейчас вдвоём и всё, про Моржова, яхты, планы они бы уже даже не вспомнили. Хотя изначально это было предложение Романа, конечно. И его сценарий поездки. Уж точно до приглашения Моржов додумался не сам. Но улети они вдвоём и всё пошло бы прахом.
А пока всё предвещало, что поездка ничего не испортит, более того, им понравится. И лёгкость, с какой прошёл их ужин. И разговоры до самой посадки, когда они так и не сомкнули глаз и всё что-то рассказывали друг другу из прочитанного, услышанного, подслушанного. О детстве, юности, друзьях. О людях известных и незнакомых. Обо всём на свете и не могли наговориться.
Вот только в гостинице Ниццы, куда по ночному городу их отвезло такси, у Гомельского с Моржовым были с собой вещи (одному собрал помощник, у второго просто всегда был наготове «тревожный чемоданчик», который тоже доставили к вылету), а Марина с работы прихватила с собой только самое необходимое — кредитку и паспорт. И с утра оказалась совершенно беспомощна перед зеркалом в своём вчерашнем платье, и перед французским произношением и беглой иностранной речью со своим школьным английским.
Встал сложный выбор: кого же из этих двоих безмятежно спящих поднять с собой на шопинг.
Но бойтесь своих желаний — прямо Марине навстречу из номера выполз помятый Моржов.
И бойтесь своих поспешных суждений о людях — интереснее шопинга в её жизни ещё не было.
Она-то считала Моржова высокомерным, чопорным и заносчивым. А он был, конечно, высокомерным, чопорным и заносчивым, так при этом ещё пронзительно остроумным и, что важнее, имел своё мнение, а не просто отмахивался: «Кароче, бери первое попавшееся и пошли отсюда».
Он напомнил Марине одну занятную вещь. Что таким как он, всегда нравятся самые красивые и недоступные женщины. И это мотивирует их быть умнее, интереснее, упорнее остальных и всегда ведёт к неплохим финансовым результатам. А ещё заставляет их учиться разбираться в разных женских штучках и делает незаменимыми.
Именно потому, что Моржов никогда не отличался ни статным видом, ни красотой, он, мальчик из простой семьи, стал крупным банкиром. И именно потому, что никто не выбирал его предметом воздыханий, с детства дружил с девочками.
Именно дружил, а поэтому знал об их проблемах всё: о чулках и веснушках, об утягивающем белье и анатомических прокладках, о том, как ухаживать за кутикулой, и что вот эти верёвочки на платье нужно отрезать после покупки, потому что они исключительно для того, чтобы платье не падало с вешалки в магазине. В общем, Марина, знала меньше. И совершенно не знала, что ей может пригодиться на яхте. Поэтому именно Моржов оказался так восхитительно полезен.
Но что ещё более поразительно, именно с ним, надменным, спокойным, авторитетным, невозмутимо попивающим воду из бутылки, Марина первый раз по-настоящему поняла зачем ей деньги. Нет, не только для того, чтобы много и тяжело трудиться, создавать рабочие места и давать возможность другим людям достойно содержать свои семьи. Не только для того, чтобы делать этот мир лучше, удобнее, комфортнее. А просто для удовольствия. Чтобы не смотреть на ценники. Просто брать всё, на что Моржов одобрительно кивал, ожидая её у примерочной. И, чёрт побери, радоваться этому.
И тому как красиво сидят на ней туфли. Совершенно неудобные. Но «галоши», которые Марина взяла бы сама, Моржов не глядя вернул продавцу, не дав ей даже примерить.
