Я переворачиваю руку запястьем вверх и мурашки бегут по спине. Вот это я упала…
— Я сказал — раздевайся. Я не люблю повторять по второму разу.
— Тогда я лучше умру, чем позволю так с собой обращаться, — яростно вскидываю я подбородок, — вы ко мне не притронетесь.
— Ты уверена? — он усмехается. Нет, я уже вообще ни в чем не уверена, больше всего мне хочется заплакать, свернуться в клубочек и чтобы все исчезло. В меня неожиданно летит что — то черное и шуршащее, и я на автомате это ловлю. Потом растерянно сжимаю в руках.
— Это что?
— Твои вещи. В таком виде ты в дом не войдешь, — произносит он и я выдыхаю. Боже, ложная тревога. Пока меня трогать никто не собирался.
— Чем вам не нравится моя одежда?
— Ты слишком много болтаешь, — он сощуривает горящие черным огнем глаза, и я закусываю губу, мечтая стать невидимкой, — и заставляешь меня повторять.
— Хорошо. Я поняла, — быстро произношу я, потому что сталь в его голосе становится острее, и злить человека, у которого есть самое настоящее оружие, я не хочу, — я переоденусь. Отвернитесь, пожалуйста.
— Ты вообще слышишь, что МНЕ говоришь? — обрушивается на меня полный удушающей ярости голос, а я вздрагиваю. Черт с ним! Представлю, что я просто на приеме у доктора. Постараюсь. Он же не будет меня трогать? Как я надеюсь на это.
Я раскрываю пакет, и растерянно вытаскиваю длинное, золотого цвета платье. Красивое, что дух захватывает. Я такие никогда не носила. Конечно, по сравнению с ним моя одежда выглядит просто дешевым мусором.
— Я испачкаю… — мой голос звучит глухо, когда я поднимаю на Амира глаза, — я руку поранила. Там кровь, а платье красивое…
Он бросает быстрый взгляд на мое запястье, но суровая маска на лице не меняется. Ни один мускул не дернулся. А что я ожидала от этого монстра? Жалости? Как с ним вообще бедная Мирослава жила? Если бы мой муж увидел, как я разодрала запястье — я бы уже давно лежала бы в постели, а он прыгал бы вокруг с перекисью в руках. Этот, мне кажется, скорее добьет, чтобы не мучилась. Животное.
— Плевать. Надевай, — следует неизменно холодный приказ, а я закрываю глаза, проклиная его, и снимаю с себя футболку. Не хочу видеть, как он на меня смотрит, — и это тоже снимай!
— Что?…
— Белье снимай.
— Прекратите! — вскрикиваю я, обнимая себя руками, — зачем вы заставляете меня это делать? Вам мало унижений? Я уже согласилась надеть платье! Чем вам белье не нравится?!
— Ты еще спрашиваешь? — слышу я рык, и сильная рука хватает меня за шею, перекрывая воздух, рывком притягивает ближе к этому зверю, — хочешь прийти в мой дом в тряпках, которые купил твой любовник?
— Я сама… сама купила…
— Мам… — слышу я позади жалобный голос ребенка, и Амир неожиданно разжимает пальцы. Я открываю глаза. Мужчина смотрит на малыша, и в его взгляде я впервые замечаю что — то человеческое. Из него пропадает холод.
— Одевайся, — сквозь зубы рычит он, отстраняясь, и я спешно надеваю на себя платье, пока он снова не передумал и не разозлился из — за белья. Прохладная ткань платья обнимает мое тело. Рукав из легкого кружева я умудрилась все же запачкать алым. На плече тоже пятнышки— задела рану, пока в спешке просовывала руку.
— Зайдешь в дом — и сразу же избавишься от этих тряпок. Я проверю. Слышала меня?
— Слышала, — глухо произношу я.
Тиран. Безжалостный, холодный, грубый и бездушный. Я уверена, что проверит, да еще и самым унизительным образом. И ничего его уже не остановит. Малыш едва борется со сном — его придется уложить спать, да и не могу же я, в самом деле прикрываться ребенком?
Я неожиданно вспоминаю про телефон в сумке и надеюсь, что у меня получится его достать, как только чудовище потеряет бдительность, и позвонить в полицию. Просто один звонок и я спасена. У меня есть интернет. Я могу узнать, где нахожусь, сказать им точный адрес.
Машина неожиданно останавливается. Я облизываю пересохшие от страха губы и смотрю за окно. Как же болит рука… кажется, будто в нее ввинчивается раскаленный гвоздь. Мне нужно еще немного потерпеть, еще немного побыть сильной. Потом я просто забуду этот день, как страшный сон. Лишь бы они с Вовой ничего страшного не сделали. Мне надо поторопиться.
— Выходи, — произносит Амир, — Приехали.
Эпизод 7
Я тянусь к малышу, чтобы осторожно расстегнуть его и взять из автокресла, но Амир сжимает грубо мой локоть, открывает дверь машины и заставляет выйти вслед за ним.
— Ребенок… — пытаюсь напомнить ему я. Пальцы неожиданно смыкаются на моем подбородке. Мой похититель заставляет меня поднять голову и посмотреть ему в глаза, и я тихо ойкаю. Его близость давит — в нем слишком многое кажется пугающим. Даже, наверное, запах одеколона я запомню на всю жизнь и буду избегать мужчин, которые пользуются таким же.
— Пойдешь сейчас к себе, ни с кем не разговаривая, и покорно опустив голову, ясно тебе? Будешь препираться с прислугой — накажу. С кем-то остановишься поговорить — накажу. Снимешь все вещи, в которых приехала и выбросишь. И сразу пойдешь в ванную.
“Издевается” — думаю я, слушая спокойный и ледяной тон, и стараясь дышать неглубоко, чтобы не чувствовать этого монстра, — “Накажу, накажу! Как с ребенком. Бедная Мирослава. Наверное, он ее еще и поколачивал. Так приказывать живому, взрослому человеку — это же ненормально. Тиран”.
— Поняла, — коротко отвечаю я.
С удовольствием пойду в ванную, достану телефон и сдам этого садиста полиции.
Рядом раздаются быстрые шаги и Амир отпускает меня, отстраняясь.
— Вперед, — приказывает он, кивнув в сторону. Я, стиснув зубы, опускаю голову и иду по широкой дороге, выложенной брусчаткой. Краем глаза замечаю мелькнувший рядом подол темного платья — я разминулась с какой-то женщиной.
— Доброй вам ночи, — слышу я тихий голос позади.
— Забери ребенка из машины и уложи его спать. Не разбуди.
— Поняла вас. Будет сделано.
Какая покорность… Ладно, прислуга, хотя бы, деньги за нее получает. Можно хоть чечетку выплясывать, если хозяину охота. А платят тут наверняка неплохо. Тут же целый дворец, а по двору можно на велосипеде спокойно кататься. Боже, сколько денег сюда вложено!
Я пораженно рассматриваю аккуратно стриженную траву, огромный бассейн, вода в котором мерцает загадочными отблесками, сад, который утопает в цветущих кустах роз, и жемчужину всего этого великолепия — огромный особняк в два этажа. Кто вообще этот Амир? Чем он зарабатывает на такую роскошную жизнь?
И тем не менее, его жена с удовольствием сбежала из этой золотой клетки.
Я поднимаюсь по ступенькам особняка и толкаю дверь ладонью, зашипев от боли — совсем позабыла о ране на руке. Захожу внутрь, вдыхая тонкий запах незнакомых цветов — тут даже пахнет дорого, и слышу тихий “ах” и звон.
