Анастасия Романовна поморщилась.
– Извините, вечно старух на воспоминания тянет. Мы люди простые, наша жизнь вам не интересна, скажу лишь, что мы отравились Москвой, наелись ее весельем по уши и вернулись к родным очагам. Во славу наших предков теперь за погостом следим, экскурсии проводим. Авдотья, к сожалению, умерла.
– Странно она дочь нарекла – Зельдой, – нажала я на ту же педаль.
– Имя ей дали Нина, – поморщилась Полина, – Авдотья жалостливая через край была. Ехала один раз на электричке, глядь, девчонка по вагону бегает, года два ей было, плачет, мать потеряла. Никто на крошку внимания не обращает, нет бы Авдотье к окну отвернуться тоже. А она малышку схватила, когда поезд в Москву прибыл, в милицию с ней поспешила. Да там ей сказали:
– Уводи свою цыганку, оставь ее на перроне, табор подберет.
Ну и повезла она неизвестно кого к себе домой, назвала Ниной. Один из наших, из агафинских, дорос до больших чинов в милиции. Авдотья к нему кинулась. Прохор сказал:
– Отдать надо ее в детдом, наплачешься с цыганкой.
Дотя возмутилась:
– Никогда. Ее бросили в поезде. Почему все думают, что малышка цыганка? Да, она черноволосая, смуглая. Но табор своих не кидает. Какая-то мамаша беспутная от ребенка избавилась. В приюте плохо, девочка и так настрадалась, а ты мне предлагаешь ее отдать туда, где будут ее бить, голодом морить. Никогда! Если можешь, помоги! Если не хочешь, так и скажи, найду кого другого.
Прохор добыл Нине документы. Дотя записала ее на свою девичью фамилию, она до брака была Панина, отчество ей по имени дедушки любимого дала. Девчонка выросла пройдохой. Зельдой она сама себя нарекла. Почему? А у нее спросите, отказалась лет в десять на Нину откликаться.
– Ох, прав оказался Прохор, нахлебалась Дотя с найденкой горя, – скривилась Полина, – приедет к нам и ну плакать: «Учиться не хочет, врет постоянно, из дома убегает, не пойми где таскается, потом приходит грязная вся». В тринадцать девке в голову ударило учиться всему цыганскому: танцам, языку, стала себя называть Зельдой. Она одно время плясала в самодеятельности, в каком-то коллективе с ромалами. Дотя очень боялась, что девка с табором уйдет. Нина остепенилась, когда вышла замуж. Супруг у нее из наших. Его бабушка в Агафине жила, а мать в Москве. Лев Павлович, правда, редко приезжал в общину, прикатил один раз на ежегодный праздник Нового года. Мы его празднуем четырнадцатого сентября. Нине восемнадцать стукнуло, она очень красивая стала. Вот тогда у них роман и разгорелся. Ее после свадьбы как подменили. Сына родила, девочку пригрела беспризорную, сказала:
– Мама меня подобрала, и я должна так же поступить.
Вроде она стала порядочной женщиной. Но от имени, которым сама себя нарекла, не отказалась. Ее все так и звали. Когда она умерла, Мирон, ее сын, попросил, чтобы на кресте еще и «Зельда» написали!
Анастасия вздохнула, мне стало понятно: Зельда много всего натворила, нам не всё сообщили.
Погодина посмотрела на часы.
– Простите, что-то я устала.
Я встала.
– Задержали мы вас.
– Нет, нет, – возразила Погодина, – очень приятно встречать гостей. Просто возраст, утомляюсь быстро.
– Нам радостно видеть экскурсантов, – добавила Полина, – давайте вас до машины провожу.
– Не пойду с вами, – вздохнула Анастасия, – ноги побаливают. Май сырой, на март похож, в такую погоду суставы болят.
Мы с Полиной покинули дом и медленно пошли к джипу.
– У вас даже парники есть, – восхитилась я.
– Да. Мы же говорили вам, неужели забыли? – удивилась сопровождающая. – Анастасия Романовна цветами увлекается. Перцы выращиваем, баклажаны. Приезжайте осенью, вареньица домашнего подарим, консервов овощных. Сейчас почти все съели. Летом заглядывайте, ягодами полакомитесь.
– Много у вас теплиц, – отметила Ада, – но все стеклянные, не из современных материалов. Такие раньше делали, сейчас в ходу другие.
– Откуда у нас деньги на обновление? – пожала плечами Полина, – пользуемся тем, что от родителей осталось. Иногда, правда, кто-нибудь помогает. Недавно один добрый человек весь наш долг за электричество выплатил.
Я вынула кошелек.
– Полина, сумма маленькая, но она вам пригодится.
Пожилая дама не стала отказываться, она быстро спрятала купюры в карман куртки.
– Спасибо. Анастасия Романовна не разрешает ничего у экскурсантов брать. Помощь исключительно от близких друзей принимает. Да их все меньше делается. Вот и Зельда ушла, она нам иногда немножко подкидывала.
– Вы с ней состояли в хороших отношениях? – уточнила Ада. – Мне почему-то показалось, что мать Мирона чем-то обидела Анастасию Романовну.
– Погодина очень добрая, она простила приемную дочь Авдотьи. Но вспоминать ту историю не хочет. Неприятная она. Годы прошли, Зельда приехала, плакала, рассказывала, как ей плохо без матери, – вздохнула Полина, – просила прощения за все. Анастасия у нее прямо спросила: «Ты украла драгоценности?» Она зарыдала: «Нет, я не способна на такое». Мы ей поверили. Зельда стала нас навещать. И вот умерла. Хорошо, что мы успели помириться. Плохо, когда человек покидает этот мир, а вы с ним в контрах, не успели простить его, сказать в глаза: «Не держу зла, я люблю тебя».
– Зельда вас обокрала? – ахнула Ада Марковна.
– У меня-то ничего нет, – улыбнулась Полина, – а у Анастасии Романовны были погремушки, ей их покойная старшая сестра оставила, у той муж был богатый. Он нам дом отремонтировал. Давным-давно это случилось. Мы, уж признаюсь, всегда на Зельду грешили. Она точно цыганка. И внешне, и по поведению. Ой наелась Авдотья от нее бед! Столовой ложкой черпала. С четырнадцати лет Зельда по вокзалам шлялась. Оденется как ромала, волосы распустит, колода карт в кармане, выискивает в толпе женщину, у которой на лице глупость написана, и пристает к ней:
– Эй, золотая, давай погадаю, ой, вижу: тебе плохо…
Чаще всего дурочка рот разевала, а Зельда ей ерунду пела.
– Муж у тебя неласковый, свекровь придирчивая.
Ну, такое у каждой второй. Пока Зельда врет, ее сообщники кошелек у тетки вытаскивают. Сколько раз девчонку Авдотья на платформе ловила, домой привозила, а толку? Посидит неделю тихо, и опять за свое. Когда у Анастасии Романовны пропали драгоценности, мы сразу на Зельду подумали. Она к нам за пару дней до того, как пропажа обнаружилась, приезжала с мужем чайку попить. Посторонних в тот день не было никого, и на следующий экскурсанты не записывались. Мы ведь тех, кто вроде вас решил с мемориалом ознакомиться, в свои покои не приглашаем. Для них чай-кофе подаем в зале. Наследство сестры Анастасия Романовна в своей спальне держала. Она в левом крыле здания на первом этаже находится, ноги у Погодиной давно болят, по лестнице ей трудно ходить. Лето стояло, окно нараспашку. Лев Павлович не стал притворяться, что рад поболтать с подругами покойной тещи. Сказал как отрезал:
