— Принесу ему линзы и на этом все, — сказала самой себе и чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда впереди увидела маму.
Я сразу подумала, что мне показалось, но нет, мама действительно стояла в коридоре этой захолустной больницы и, будучи одетой в свои привычные брендовые вещи, слишком выделялась тут. Да и на это место она смотрела надменно. Хотя, далеко не это сейчас выделялось у нее в глазах. В них читалось то, что мне очень не нравилось.
— Мам? Что ты тут делаешь? — я попыталась улыбнуться, но получилось плохо. Я хотела поговорить с ней о том, что сказал Тадео, но решила, что это подождет.
— А ты как думаешь, Камила? Нам позвонили насчет страховки, — мама прищурила глаза.
— Папа тоже приехал? — я помялась, переступая с ноги на ногу. — Ты же еще не была у Тадео? Я могу показать, где его палата, но мне нужно вернуться в гостиницу, в которой мы остановились. Тадео нужно принести линзы. Я схожу…
Я не договорила. Лицо обожгло от той пощечины, которую мне дала мама. Растерянно приложив ладонь к покрасневшей щеке, я посмотрела на маму и по ее взгляду все поняла. То, что она уже знала, где палата Тадео и увидела мой с ним поцелуй.
— Никуда ты не пойдешь, — в голосе мамы ярость.
Глава 19. Дамиан
Щеку все так же обжигало болью и я прикоснулась к ней дрогнувшей ладонью.
— Мам, что ты?..
Она не дала мне договорить. Схватила за руку и резко повела к выходу из больницы. На улице все так же лил дождь, поэтому мама не стала уводить меня далеко, но все же она предпочла остановиться там, где нас не могли услышать случайные прохожие.
— И давно это происходит между тобой и Тадео? — взгляд прищурен и голос уже не такой спокойный, как обычно. Если раньше у меня оставалась хотя бы призрачная надежда на то, что мама злилась на меня по какой-то другой причине, то уже теперь она окончательно развеялась. Все-таки она видела меня и Тадео.
— Ты имеешь ввиду… — но я, растерявшись все же решила уточнить.
— То, что вы целовались, — мама поджала губы и, казалось, до синяков сжала мою руку. — Камила, он же твой брат. О, господи, что вы творите? Это ненормально.
— Тадео сказал, что между нами нет кровного родства.
Я прекрасно заметила то, что мама после моих слов замерла, хоть она и попыталась это скрыть.
— Значит, все-таки рассказал, — эту фразу она будто бы говорила самой себе, но почти сразу отдернула себя и перевела на меня прожигающий взгляд обычно спокойных глаз. Некоторое время она молчала, словно пытаясь понять, что стоит в такой ситуации сказать, но, не выдержав, прошипела: — И что с того? Он все равно не перестал быть твоим братом. Не в глазах общества. А вы что творите? Если бы вас целующихся увидели в Мадриде и поползли бы слухи? Ты об этом подумала?
— Так, получается, Тадео действительно мне не брат? — спросила, приподняв брови. Я почему-то не сомневалась в словах парня, но уже теперь была поставлена окончательная точка и тяжесть, давящая на сознание усилилась.
— Абсолютно для всех вы брат и сестра, поэтому ваши поцелуи неприемлемы, что скажут люди…
— Да какая разница, что и кто скажет? — я не выдержала и выдернула свою руку из хватки мамы. — Вы мне не рассказывали правду! Я только сейчас и то, можно сказать, что случайно, узнала, что Тадео приемный. И вместо того, чтобы мне все рассказать и наконец-то поговорить со мной нормально, ты заботишься лишь о том, что скажут люди.
— Это и тебя должно заботить, — сказала мама, сквозь плотно сжатые зубы, после чего оглянулась по сторонам. — Говори тише.
— Думаешь, в городке кому-то есть дело до того, о чем мы разговариваем? — я ненадолго закрыла глаза. Вокруг никого не было и ливень грохотал так, что в его звучании мы с трудом слышали друг друга, а мама все равно постоянно оглядывалась по сторонам. — Мам, я просто хочу, чтобы мне все рассказали.
— Разве Тадео тебе не все сказал?
— Только то, что он мне не брат.
Некоторое время мама молчала, но потом кивнула.
— Поговоришь с папой. Он тебе все расскажет, но пока что езжай в гостиницу и собирай вещи. Мы сегодня уезжаем из этой глуши.
Оказалось, что мама и папа ближайшим рейсом прилетели в Кастилию-ла-Манч. Оттуда на машине ночью приехали сюда, но лишь для того, чтобы забрать меня и Тадео. Так же сюда уже прибыл представитель семьи Монтеро и для нас всех уже не было речи о том, чтобы ехать в Ането.
* * *
Оказавшись в гостинице, я начала собирать свои вещи, но застыла около чемодана Тадео.
— Линзы, — прошептала, после чего села на пол и открыла змейку, начиная перебирать вещи парня. Линзы нашла в отдельном кармашке. Там же были и презервативы. — Кобелина… — прошипела, доставая несколько квадратиков. — С кем это он собирался спать в Ането?
Ответ мгновенно возник в сознании — с Нереей.
Я захлопнула чемодан и зло сжала в ладони коробочку с линзами. Возникло желание прийти к Тадео в палату и швырнуть ему эти линзы в лицо.
Внезапно дверь без стука открылась и я, дернувшись, поднялась на ноги. Вот только, увидев папу, не смогла расслабиться. Когда он рядом это невозможно.
— Ты уже собрана? — спросил он, закрывая дверь и с пренебрежением осматривая простоту номера и старенькую мебель.
— Почти, — хотела сказать твердо, но в присутствии папы, говорила тихо. От него сейчас исходило нечто нехорошее и это невольно пугало. Заставляло замереть. — Я только нашла линзы. Нужно отвезти их Тадео.
— Положи на стол. Позже ему их отвезут.
— Но…
— Камила, положи линзы на стол, — папа посмотрел на меня так, что у меня дрогнули руки. — Сядь. Я хочу поговорить с тобой.
Я села в кресло, но линзы все так же сжимала в ладони. Папа встал напротив меня и окинул строгим взглядом.
— Ты уже спала с Тадео?
— Что? Нет! — я широко раскрыла глаза и отрицательно помотала головой.
— Хорошо, — папа сухо кивнул. — Как далеко у вас зашло и когда это началось? Давно Тадео рассказал тебе, что он тебе не брат?
— Прошлой ночью, — я сильнее сжала коробочку с линзами. Для меня этот разговор был жутко неловким. — Было только два поцелуя.
Папа опять кивнул, но пока что ничего не сказал. Держа ладони в карманах брюк, он прошелся по номеру и, остановившись около окна, оперся о подоконник руками. Я видела, что спина была сильно напряжена, но, все равно, сильно вздрогнула, когда папа взял стул и швырнул его в стену, из-за чего тот разбился в щепки.
— Ты уедешь, — папа все еще стоял ко мне спиной. — Сегодня же. Нет, сейчас же ты уедешь.
— Зачем? Куда? — я ничего не понимала, но уже до дрожи в пальцах сжимала линзы и смотрела на разбитый стул. Отдаленно услышала приглушенные голоса, доносящиеся из коридора. Судя по всему, на шум прибежал администратор, но его в номер не пустили — около двери стояли люди отца.
