– Почему у меня болит спина? – едва удается произнести мне.
– На тебя вылили кипяток… два ведра, – сипло произносит Эль. Я слышу, как ее голос подрагивает. – Толстовка была надета на голое тело, она, конечно, отчасти защитила кожу, но ожоги все равно серьезные. Врачи назвали их частичными, сказали, что ошпарено четыре процента тела. Вторая и третья степень… На спине уже вскочили волдыри, есть участки… – Она замолкает и нервно сглатывает. – Нам сказали, что ты легко отделалась. Кипятка было много, если бы Алекс сразу же не остудил твою кожу, то начался бы некроз тканей.
Она берет меня за руку, ее теплая, мягкая ладонь накрывает мою.
– Господи, как я испугалась за тебя, Марион… Я никогда в жизни так не боялась.
Я хмурюсь, голова словно в тумане, сосредоточиться крайне сложно.
– Что с моей головой, Эль?
– Ты под капельницей, тебе колют лекарства, видимо, это из-за них, – поясняет Эль. – Проспала полтора дня, врачи обработали твои ожоги, на них сейчас какие-то повязки, которые надо менять. Я толком не поняла ничего, надо спросить у Алекса…
– А где Алекс? С ним все хорошо? – взволнованно спрашиваю я.
– Да-да, он в порядке, – поспешно отвечает Эль. – Он вышел секунд десять назад, пошел встречать Антуана. Они с твоей мамой только прилетели и сразу сюда.
– Прилетели?
– Когда вышли те новости… – Эстель запинается, – они сразу же вылетели с острова.
Я начинаю нервничать, пытаюсь подняться, но сил в руках нет.
– Марион, я же говорю, что ты под капельницей! Лежи!
– Чем меня накачали, черт возьми… – падая лицом на подушку, бормочу я. – Мне надо с ними поговорить.
Эль гладит меня по голове.
– Поверь, у Алекса все под контролем… – Она сильнее сжимает мою руку. – Он оказал тебе первую помощь. Когда я пришла, вся ванная была залита холодной водой, и он весь мокрый стоял над тобой. Не отпускал и не оставлял. Я не смогла заставить его переодеться. Он следил за каждым движением приехавших врачей. Ворсинки толстовки прилипли к ожогам, они не сразу смогли снять ее. В общем, это все выглядело очень страшно. – Эль на секунду замолкает, а затем еще крепче сжимает мою ладонь. – Подожди, Марион. Сейчас из Ниццы прилетит Луиза и всех порвет на кусочки. Я говорила с ней. Она так просто не оставит ни эту тупую манифестацию, ни статейку от этой идиотки Клер Армин. Эта журналистка даже в Сибири от нее не спрячется.
Я устало прикрываю глаза, в воспоминаниях мелькают две девушки и ведра в их руках. А также статья про насилие надо мной. Но я не могу сосредоточиться и все как следует обдумать. Боль в спине становится практически невыносимой, я сжимаю челюсти и делаю глубокий вдох через нос. Лежа на груди, это практически невозможно.
– Эль, мне больно, – шепчу я.
– Сейчас, Мар.
Эстель выпускает мою руку, до меня доносится скрип стула и быстрые удаляющиеся шаги.
– Нам нужно обезболивающее! – громко кричит она.
– Она проснулась? – Я слышу голос Алекса. – Почему ты не позвала меня?
Он вбегает в комнату.
– Марион. – Тихий шепот, родной голос, и его ладони ласково сжимают руки. – Ты как?
Алекс нежно поглаживает мои пальцы, я открываю глаза, его силуэт размыт, но я вижу взгляд голубых глаз. Он подносит мою руку к губам и ласково целует. Мое сердце сжимается от его нежности.
– Спина болит, Алекс, – произношу едва слышно.
Он вновь оставляет нежный поцелуй у меня на ладони. Даже сквозь боль и затуманенный разум я чувствую любовь к нему. Она теплым одеялом согревает мое сердце.
– Я сделаю вам укол, он поможет, – обещает незнакомый мне голос, и я хмурюсь, пытаюсь понять, кто это.
– Это медсестра, она ухаживает за тобой, – успокаивает меня Алекс. – Она сейчас вколет тебе обезболивающее, и станет легче.
Я переплетаю наши пальцы.
– Алекс, – зову я.
– Да.
– Не уходи, – прошу еле слышно.
– Не уйду, – обещает он.
– Ложись рядом со мной…
Он молчит, а я крепче стискиваю его руку.
– Пожалуйста.
Алекс аккуратно приподнимает меня, ложится рядом и опускает мою голову себе на плечо. Я медленно веду ладонью по его телу. На нем мягкая футболка, и я опускаю голову ниже, прижимаю ухо к его груди, слушая биение сердца. Под его ритм я проваливаюсь в сон.
Глава 20
АЛЕКСАНДР
Она так доверчиво льнет ко мне. Глаза закрыты, выражение лица спокойное, умиротворенное. Дыхание становится равномерным. Спит.
Отец стоит в дверях и смотрит на меня с порога. Интересно, как давно он тут? Он тихо подходит ближе и садится на стул, который поставила у кровати Эстель.
– Значит, вот как… – Он смотрит мне в глаза.
Я утвердительно киваю.
– Именно так.
Он вздыхает и продолжает смотреть на меня.
– Летел с мыслями, что разорву тебя в клочья.
– Все еще можешь это сделать.
– Она мне как дочь.
– Знаю.
Антуан дю Монреаль неуверенно поводит плечами, словно хочет что-то спросить, но не знает как.
– Когда это началось? – Чувствуется, как сильно он нервничает, задавая этот вопрос.
Я поглаживаю голову Марион и честно признаюсь:
– Ей было восемнадцать. Стажировка в моем офисе.
Он задумчиво поджимает губы.
– Теперь понятно.
– Что именно?
– Почему она три года не приезжала домой и не хотела слышать твоего имени.
Я молчу, он откидывается на спинку стула.
– Мне это не нравится, буду предельно честным. Возможно, вам стоит поговорить и пойти каждому своей дорогой.
– Это невозможно, – твердо произношу я и пристально смотрю на отца. – Три года назад мы так и поступили. Как видишь, ни к чему хорошему это не привело.
– Ей всего двадцать один, – шипит отец.
– Я в курсе, – раздраженно отвечаю я.
– У тебя нет шанса облажаться, понял?
– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.
В дверях мелькает Мари. Вид у нее заплаканный. Она смотрит на меня, затем переводит взгляд на Марион, лежащую на мне. Мари подходит к отцу и опускает руку ему на плечо.
– Сделаешь мне кофе? – тихо просит она.
Он поглаживает ее руку и встает со стула. Понимаю, что это предлог, чтобы остаться наедине со мной.
– Я сделаю все… – начинаю я, прежде чем она начнет воспитательные речи.
