– Поделись… Быть может, у меня есть ответ? – хитро сверкнув глазами, говорю я.
Алекс усмехается и продолжает гладить меня по волосам, играя с непослушными прядями.
– Я все время спрашиваю себя, чем именно заслужил тебя? Почему мне так повезло? – тихо говорит он. В его голосе столько искренности и любви.
У меня перехватывает дыхание от его слов. Он продолжает смотреть мне в глаза, и они так счастливо сверкают, глядя на меня, что на моих выступают слезы.
– Эй, ты чего? – шепчет он.
– Я… – замолкаю, и нервный смешок слетает с моих губ. – Я, кажется, очень счастлива, – говорю я и чувствую, как маленькие слезинки стекают по краям глаз.
Поднимаю руку и нежно веду вдоль его лица.
– Можно я буду просыпаться с тобой каждое утро? – шепчу я.
Он ловит мою кисть и целует.
– Иначе уже и быть не может, – отвечает он мне и наклоняется к моим губам.
* * *
– Я побегаю и вернусь, – говорит Алекс и надевает боксеры.
Я выпячиваю нижнюю губу.
– Не уходи…
– Ну да, я знаю, что ты обожаешь глазеть на меня. Так вот, раскрою тебе секрет: этот вид требует кое-каких усилий.
– Этот вид? Твоя шикарная форма? – прыскаю я со смеха. – Знаешь, сдается мне, и без бега мы отлично занимаемся спортом!
Он хмыкает, но продолжает одеваться.
– Я пробегу километров десять и вернусь, обещаю, сильно не задержусь.
Но мне так сильно не хочется его отпускать.
– Тогда я пойду с тобой.
Я сразу же встаю с постели и бегу в ванную, чтобы умыться.
– Как давно ты бегала? – спрашивает он.
– В Оксфорде во время карантина. С тех пор не особо, но, поверь, я не в слишком плохой физической форме. К тому же тебе надо меня подтянуть, я планирую бегать с тобой каждое утро.
– Я не против, но, кажется, у тебя с собой нет одежды для бега, ведь так?
– Эль предусмотрительно положила мне все для спорта, она знала, что на прошлом карантине я бегала.
Я выхожу в коридор, следом иду в гостевую спальню. Достаю свои вещи. Эстель положила мне миленькие стринги с единорожками. Не могу поверить… стринги и единорожки… Это так в ее стиле! Я одеваюсь в черные спортивные лосины, а на плечи накидываю толстовку.
– Бегать нужно в маске? – захожу к нему в спальню.
Он тоже уже одет, в темные штаны и серую толстовку. Так непривычно видеть его не в костюме и с растрепанными волосами.
– Можешь обмотаться шарфом. По крайней мере, именно так я и жульничаю.
– Шарфа у меня нет.
– Сейчас. – Он достает свой и заматывает его вокруг моего лица, оттягивая так, чтобы воздух попадал.
Себе он делает так же, и мы выходим на улицу.
– Так странно видеть Париж без туристов. Он такой пустой.
– Странно было видеть его в марте, когда был первый локдаун. Что-то из области фантастики, абсолютно пустой город. Тогда даже трава в парках так выросла… ни машин, ни людей.
– Да, пустой Париж – удивительная картина. Мы так привыкли, что жизнь в этом городе кипит и бурлит. А вечерами наступает праздник.
– Ага, только не с комендантским часом… Вот увидишь, сейчас вечера будут такие же пустые, как и тот март.
– Ты провел его один в своей квартире? Не уехал с Антуаном?
– Нет, Эстель уехала с Квантаном… Я не хотел… – Он замолкает.
Я беру его за руку.
– Я понимаю. И как тебе одиночество?
– А тебе оно как?
Я фыркаю и честно признаюсь:
– Было стремно.
– Согласен.
В этот раз людей на улице больше, парки открыты, и у каждого есть два часа на прогулку.
– Где будем бегать?
– На Марсовом поле.
Он ведет меня в сторону поля, по авеню Бурдоне.
– О, вот и мой лицей! – Я указываю пальцем на школу, в которой училась.
– Тебе там нравилось?
– Да, хорошая была школа. В меру строгая, в меру расслабленная. И директор весельчак. Правда, был один учитель, по математике, вот он нервы всем портил изрядно.
– Строгий?
– Нет, самовлюбленный и любитель унизить за любую оплошность. Он так отчаянно пытался занижать мне оценки, что доходило до смешного. Вал до сих пор только матом его поминает.
Я рассказываю Алексу о своей школе, он крепко держит меня за руку и внимательно слушает. Мы доходим до поля, и он помогает мне разогреться перед бегом.
– Смотри, туман съел верхушку Башни, – словно маленький ребенок, я показываю на нее пальцем.
– Тучи сегодня очень низкие, опять будет дождь.
– Я люблю дождь… особенно когда попадаю под него с тобой.
Он стягивает наши шарфы и нежно целует меня в губы. А затем надевает их обратно.
– Погнали, – кричу я, первая срываясь с места.
Алекс, конечно, за две секунды меня догоняет.
– Как только устанешь, скажи, – кричит он мне.
Я пытаюсь обогнать его, он встречает мои попытки глухим смехом. Чувствую, что он мне поддается и не бежит в полную силу. Мы бегаем минут двадцать, в какой-то момент у меня начинает невыносимо колоть в боку, и я решаю, что достаточно впечатлила его. Теперь можно и остановиться.
– Все, – тяжело дыша, торможу я его. – Теперь пошли домой, примем ванну, а потом ты что-нибудь мне приготовишь.
Алекс качает головой, на лице блуждает улыбка.
– Смотрю, живя с тобой под одной крышей, я не буду отходить от плиты.
– Это карма, Алекс, несколько сотен лет от плиты не отходили женщины, вот теперь вы в наше время отдуваетесь за всех этих ленивых мужчин!
Рукавом я стираю со лба пот и пытаюсь наладить дыхание.
– Сильно устала?
– Немного, с непривычки…
– Запрыгивай на спину, так и быть, дотащу тебя до дому.
– А потом накормишь?
– Накормлю… – обещает он и легонько шлепает меня по заду.
Я прыгаю ему на спину, он держит меня под коленями и как ни в чем не бывало идет в сторону дома. Я опускаю на секунду шарф и целую его в шею. Его кожа соленая на вкус после бега.
– Тебе не тяжело?
– Не-а…
– Алекс, – зову я.
– Да?
– Что мы будем делать дальше? – глухо спрашиваю я.
– Через две недели перевезешь ко мне свои вещи.
Мое сердце пропускает удар.