– Зря ты мне сейчас позвонила. Я еле сдерживаюсь, чтобы не выдать тебе все, что думаю о вечеринке в разгар пандемии, Эстель!
– Не будь занудой, мы в отдельной комнате, в клубе работает Вал. Он организовал все по высшему разряду.
– Лучше возвращайся домой. Твой парень наверняка тебя ждет.
– Квантан здесь со мной, Алекс, – со злостью отвечает Эль.
– Я за вас рад.
– Привези Марион.
– Пока, Эстель.
– Не смей бросать трубку, пока разговариваешь со мной! – грубо рявкает она и, сделав вдох, меняет интонацию: – Алекс, приезжай сам тоже. Я скучаю по тебе. Давай развеемся? Будет весело! Я обещаю!
Она произносит эти слова с надеждой, с нескрываемым желанием провести с ним время вместе. Поговорить, пообщаться. Эль и Алекс были очень близки до появления Квантана. Я знаю, что она действительно скучает по брату. Только вот брат у нее – упрямый баран.
– Эль…
– Алекс, пожалуйста. Когда вообще последний раз ты был в клубе?
– Не сегодня, Эль. Как-нибудь в другой раз.
– Ты всегда так говоришь, – обиженно пыхтит Эль в трубку и сбрасывает вызов.
Алекс тяжело вздыхает. Я разглядываю его. Он смотрит прямо на дорогу, обе руки крепко держат руль. Выражение лица серьезное, челюсть напряжена.
– Она тебя любит больше всех на свете. Но и ее каким-то образом ты бесконечно обижаешь.
– Может, ей не стоило путаться с Квантаном Делионом? Не думаешь?
– Какой же ты эгоист. Она должна разорвать с ним отношения ради тебя?
– Марион, как видишь, я не ставлю ей ультиматумов.
– Но ты ее избегаешь.
Алекс качает головой.
– Я не избегаю ее. Просто не люблю клубы.
– Конечно… Вот скажи мне, когда ты там был последний раз? Уверена, до карантина это случалось довольно часто. Мог бы хоть раз Эль с собой позвать. Поговорить с ней, побеситься, повеселиться. Она же скучает… но ты бессердечен.
– Придержи такие громкие заявления. Я был там последний раз с тобой.
– Мы с тобой не ходили по клубам.
– Один раз было дело.
Я замираю и еще глубже вжимаюсь в кресло.
– Ты имеешь в виду, – запинаюсь, – что не был в клубе последние шесть лет?
– Я же сказал, что не люблю их, – произносит Алекс обыденным тоном.
– Ты специально сейчас напомнил мне про тот вечер?
– Ты спросила, я ответил. Никакого скрытого смысла, Марион.
Я отворачиваюсь от него, уставившись в окно, и закрываю глаза. Воспоминания о том вечере всплывают в сознании, и мне никак от них не убежать…
Когда мне было пятнадцать лет, Алекс встречался с девушкой, которую звали Мано. Она мне сразу не понравилась. Хоть внешность у нее было просто ангельской. Большие голубые глаза, светлые волосы, очень стройная, даже миниатюрная, прямо действительно – ангел во плоти. Все равно в ее взгляде я замечала что-то отталкивающее, что-то очень расчетливое и неприятное. Она всегда задевала меня, когда никто этого не видел. При каждом удобном случае напоминала мне, что я в этом доме – падчерица, а затем, при Алексе, тут же расхваливала меня и мое чувство юмора, когда я отвечала ей колкостью. В день нашей первой встречи я осознала, что такое ревность. Возможно, в тот момент я не понимала, откуда она взялась. Однако когда я видела, как Алекс обнимает Мано, целует ее, смешит, мне становилось не по себе. Разумеется, во мне говорили мои комплексы, и, так как Алекс своим поведением успел убедить меня в моей исключительности и значимости, мне было неприятно, что есть еще одна мадам, которой он уделяет свое внимание. Мано стала неотъемлемой частью нашей жизни, каждой бочке затычка. Она перла вперед словно локомотив, не давая свободно вдохнуть. Но не всегда. Порой Мано казалась легкой как перышко, она шутила, вся светилась, и рядом с ней было приятно находиться. Но очень скоро я поняла, что это – своеобразная роль. Именно этой ролью она подцепила Алекса и играла ее часто, чтобы он не успел очухаться и увидеть ее истинное лицо. Но, мне кажется, женская природа позволяет нам на некоем интуитивном уровне чувствовать подвох, ложь и узнавать стерву даже в ангельском обличии. У мужчин эта врожденная интуиция немного притуплена, а у Алекса, как я смогла убедиться, и вовсе отсутствовала напрочь.
Порой мне хотелось встряхнуть его и сказать: «Открой глаза, осел! Тебя обводят вокруг пальца, как последнего идиота!»
Но, разумеется, я этого не делала. Я тихо наслаждалась семейными ужинами, придумывала заранее шутки, чтобы впечатлить Алекса, и всячески старалась как можно больше времени проводить за разговорами с ним. Александр был отменным рассказчиком, в семье ходила поговорка, что даже если он сходит в магазин за хлебом, то преподнесет это настолько грандиозно и смешно, что мы все повалимся от хохота, держась за животики. А еще Алекс всегда был очень любознательным, а я – любопытной. Он мог рассказывать мне про мифы Древней Греции, Вторую мировую войну, военные кампании Римской империи, и я впитывала каждое слово его историй. Мне с ним было хорошо, комфортно, уютно и до чертиков интересно.
Как-то я услышала, что Алекс с Мано обсуждали новый ночной клуб в Париже. Мано то и дело касалась Алекса, и мне было неприятно на все это смотреть, но я решила отбросить ревность и попытаться поучаствовать в разговоре.
– Чем этот клуб отличается от других? – спросила я как бы между делом.
И если Алекс никогда не общался со мной так, словно я слишком маленькая, Мано при любом удобном случае это подчеркивала. Тот вечер не стал исключением, и, высокомерно сверкнув глазами, она заявила:
– Ты все равно не поймешь. В скольких клубах ты успела потусить, мелкая?
Последнее слово было произнесено наигранно весело, словно она не унижает меня, а всего лишь сюсюкает с трехгодовалым ребенком. Меня это задело, было ощущение, что я какая-то отсталая, маленькая, глупая.
В тот же год к нам переехала Эстель. Родная дочь Антуана, родная сестра Алекса и моя сводная сестра по совместительству. Когда я увидела ее и то, как Антуан обнимает родную дочь, я испытала такой сильный укол зависти, какого не чувствовала никогда. За три года жизни с Антуаном я очень к нему привязалась. Он никогда не скупился на добрые слова и поддержку. К этому оказалось легко привыкнуть и сложно захотеть делиться. До ее приезда все внимание домочадцев было сосредоточено на мне, с появлением Эстель ситуация сразу же кардинально изменилась. Эль всю жизнь прожила в Штатах и лишь на каникулы приезжала во Францию. И если бы ее мама и отчим не решили пожить какое-то время в Индии, она бы никогда к нам не переехала и я бы оставалась единственным ребенком в семье. Звучит, может, и жалко, но мне, как девочке без отца, поначалу было очень сложно довериться Антуану. Но я это сделала, и мне стало очень страшно, что с приездом его родной плоти и крови он забудет обо мне и его отношение изменится. Антуан, конечно, не думал ни о чем таком, он переживал, как его дочь освоится, Александр никак не мог нарадоваться, что может увидеть сестру, когда ему вздумается. Мама была нейтральна и больше уделяла внимания процедурам против старения, потому что подходила к сорока пяти годам и было видно, что ее это изрядно пугает. Меня все злило. Я даже толком не могу найти оправдания своей злости, но она клокотала внутри, и я ничего с этим не могла поделать. Я стала грубить, капризничать, таким образом надеясь на каплю внимания со стороны домашних. Но они все больше от меня уставали и старались держаться на расстоянии.
