По крыше избушки зашуршал небольшой уютный дождь. Полковник дал Поле сушеного мяса из одного мешка и вяленой рыбы из другого, а потом развернул перед ней феерическую картину густонаселенной тайги от Саянских хребтов до сопок Маньчжурии, так что она даже испугалась: вдруг кто видел ее тогда… ну, тогда? Нет, конечно, это не мог действовать опий, половины этих имен она не знала, хотя, объяснил ей потом доктор, когда она кое-что рассказала ему, в мозгу ее могли отложиться случайно прочитанные фамилии, и теперь они соединились в изумительное ожерелье бойцов, беглецов и старообрядцев.
По тайге до сих пор рыскали посланники Ивана IV, отправившего их воевать Сибирь, и остатки экспедиции землепроходца Ерофея Хабарова, в отряде которого в 1652 году случился раскол. Раскол случался всегда – примерно по тому принципу, который Поля обнаружила, толкуя с беспоповниками. Стенька Поляков откололся от Хабарова и пошел воевать гиляков, но часть поляковцев вернулась к хабаровцам, а другая часть разругалась из-за гиляцких баб. Отряд Ермака раскололся из-за отношения к местным жителям: одни предлагали их завоевывать, а другие – истреблять; третьих же, предлагавших обучать их мирно, перебили сами местные жители. Раскол случался из-за Волынского, из-за отношения к Бирону и стихотворной реформе Тредиаковского, а после 1861 года отряд крепостных бежал из Центральной России в Сибирь, чтобы установить там крепостное право – оптимальный способ руководства народами. Сибирский казачий корпус раскололся из-за отношения к Унгерну, который хотел идти на Монголию, а Лаврецкий не хотел – что нам Монголия, у нас Россия не завоевана и до сих пор толком не катехизирована! Где-то в глубокой тайге, сказывали, прятался город нэпманов, который и обеспечивал провизией всю эту разномастную беглую Россию, а на Алтае скрывался монастырь настоящего белого православия, куда вожаки отрядов после особенно кровавых стычек ходили на покаяние.
Поля слушала зачарованно и раз только спросила:
– А не скучно тебе без баб, Яремчук второй? Я не в смысле предложиться, но в смысле женского любопытства.
– Да тут баб… – безнадежно махнул рукой Яремчук. – Всех не перекроешь. Кстати, от женского батальона тоже много осталось, но и они раскололись – часть пошла за Бочкаревой, которую не расстреляли, а тайно выпустили, и она сбежала на Харбин, а другая отделилась и выбрала командиркой Осипову, утверждавшую, что Бочкарева мужик.
Поля отроду не слышала про всех этих людей. Ей казалось, что все это осталось где-то в дореволюционной эпохе, а между тем за Уралом, ни на секунду не прекращаясь, продолжало зыбиться и дробиться. Она хотела подробнее узнать про Бочкареву – потому что, оказалось, женщины и до них спешили осваивать мужские профессии, – но тут над избушкой заревело, и, выбежав, они увидели низко летящий над лесом «дуглас». Он улетел, потом вернулся и сделал круг. Было чувство, что он прочесывает небо.
– Пойду я, – сказал Яремчук. – Это за тобой летят, ну а мне с вами не резон. У меня тут еще дела есть.
– Вышел бы ты к людям, Яремчук второй, – попросила Поля. – Мы бы тебя в отряд приняли, ты бы, может, с парашютом прыгал. Ты мужчина отважный. А грехи все эти мы забыли давно, у нас теперь дела поважней выяснения отношений.
– Ну нет, – ответствовал Яремчук, – есть еще у меня свои дела, надо кой с кем поквитаться. Найти надо человечка одного, мы с ним под Ракитной стыкнулись… Знаешь бой под Ракитной? Изумительное было сражение, три дня резались, остановиться не могли. Ты мне лучше вот что скажи: будет война-то?
– Думаю, будет, – сказала Поля. – В Испании уже идет, мой муж там сейчас воюет.
– Что ж ему в Испании делать? – не поверил Яремчук. – Впрочем, у России везде интересы. Опять же выход в Гибралтар… – Он сощурился, видимо, представляя себе карту. – Что же, Испания неплохая земля, тетушка моя туда ездила в свадебное путешествие. Если будет большая война, наверное, сюда много новых людей набежит. Не всем же охота воевать. Чем же, как не изменой, воздать за тиранство… – процитировал он непонятно откуда. – Набегут и сюда. Ну, бывай, Степанова, живи, как говорится, и помни. Оставил бы я тебя с собой, ты баба справная, но, во-первых, тебе домой надо, а во-вторых, ну, останешься ты со мной, и что? Обязательно пристрелишь. Это уж всегда так бывает. Где два солдата на острове и за одним пришел баркас, так другой его непременно пристрелит, и чаще баба. Был у нас такой случай на Арале, ничем хорошим не кончился. Здравия желаю.
И он затерялся в желтой тайге, прекрасно отточив за эти двадцать лет навыки маскировки, а Поля помахала самолету, попрыгала на месте, снова запалила мох, который на этот раз почти не горел, потому что вымок, и дождалась еще одного самолета, который, кажется, по самым вершинам сосен и кедров проехался темно-зеленым брюхом. Она всегда знала, что ее искали, но только теперь поняла, что нашли. Через некоторое время ей послышался далекий взрыв. Где-то за сопкой, вспышки она не увидела. Может быть, стреляли из ракетницы, но уж слишком громко. А может, упал метеорит: в тайге они часто падали, она читала. Но вероятнее всего, это Яремчук второй сражался со своими незримыми врагами, подорвал кого-то из них гранатой. Почему-то ей стало уютно от этой мысли: для советского человека же ничего нет хуже одиночества. А так кругом была жизнь, неспокойная, но боевитая.
Заночевала Поля в избушке, и ей приснился чудной сон. По тайге бродили она и товарищ Сталин. Ей надо было вывести товарища Сталина к его машине.
Откуда в тайге товарищ Сталин и, главное, – откуда у него здесь машина? Они стали восходить на сопку, и Поля все время помнила, что на сопках часто бывают тайфуны, особенно на этой, которая недалеко от большого озера Эйпунэм. Название озера она помнила совершенно четко.
Они ходили, часто перебирались через поваленные деревья – деревья тут падали с корнями, вырвав из земли четырехугольник, приросший к корням навеки. Почва была каменистая, земли было всего-то сантиметров двадцать, а под ней камень. Поэтому деревья валились легко, и постоянно приходилось через них перешагивать. Поля не знала, где искать машину, и все время извинялась, что приходится лазать по горе. «По горе мне нетрудно, я в горах вырос, – сказал товарищ Сталин, – а вот что вы машину найти не можете, это плохо. Плохой вы штурман. И мужа вы найти не можете, плохой вы штурман». – «Товарищ Сталин, – сказала Поля, – я люблю одного человека». – «Я это знаю, – с легким раздражением и усиливающимся акцентом ответил Сталин. – И вот какой диалектический парадокс, – добавил он, – если вы его найдете, то вы его потеряете. Если не найдете, то еще может быть по-всякому. Но если найдете, то потеряете. Это диалектика!» – сказал он и поднял палец, и Поля проснулась в полном недоумении, некоторое время еще пытаясь вспомнить, был ли Яремчук или почудился.
С тяжелой головой и кислятиной во рту она пошла на юго-восток и шла уже с полчаса, когда на фоне теплого серого неба, скучного, как любое одиночество, пролетел, покачав крыльями, вчерашний «дуглас», а вскоре расцвел белый парашют.
– Я тут! – закричала Поля. – Здесь я!
Она уже знала, кто это, но поверить не могла. Парашютист грамотно менял направление, приземляясь точно на полянку. Поля уже видела просветы меж пихт. Когда она выбежала на открытое место, Петров только-только отстегивал парашют. Поля бросилась к нему и с такой отчаянной силой обняла, что Петров покачнулся.
