— Хорошо, пусть так и будет, — согласилась я, удивив этим, кажется, всех присутствующих.
Затем малыша Марка уложили в ту самую странную коробочку с занавесками, доктор встал рядом, достал из кармана прибор, напоминающий большой калькулятор, и стал что-то щелкать на нем.
Спустя минуту из прибора вылезло нечто вроде чековой ленты.
— Это анализы, — пояснила медсестра, видя мое удивление.
Однако, как же удобно и быстро!
Марк Александрович, тем временим, удивленно поднял брови.
— Вы говорили, что ребенок неродной для пациентки? — повернулся он к гарпию.
— Что-то не так? — встревожилась я, поднимаясь со стула, на котором сидела до этого.
— Между матерью и ребенком формируется особая связь, которая первые полгода жизни младенца служит своеобразной защитой, — медленно проговорил врач. — Никогда не видел, чтобы эта защита формировалась у приемных детей.
Сердце на его словах забилось чаще. Малыш признал меня своей мамой? Возможно ли такое?..
От этих мыслей хотелось петь, улыбаться, обнять всех присутствующих в комнате. Мне кажется, даже свидетельство об усыновлении на руках не привело бы меня в такой восторг, как то, что я сейчас услышала. Ведь документы – это всего лишь бумага. А сейчас речь шла о чем-то большем, о чем-то, чего я пока не понимала, но что мне казалось безумно важным.
Просмотрев все «чеки», Марк Александрович уверил меня, что малыш полностью здоров, дал рекомендации по уходу и кормлению, ответил на, казалось бы, бесконечный поток моих вопросов, прописал витамины в каплях, лекарство от колик и сказал приходить через месяц на очередной прием.
— Извините за глупые вопросы, — благодарно попросила я под конец разговора.
— О, поверьте, это свойственно для молодых мам, — врач доверительно наклонился вперед. — Бывают и глупее. А у вас еще такой необычный случай.
Из больницы я выходила в приподнятом настроении, полностью погруженная в «материнские» мысли.
— Осторожнее! — ворчал на меня Александр, когда я чуть не сбила кого-то низкорослого на входе.
Ему несколько раз пришлось взять меня под руку, иначе я точно в кого-нибудь бы врезалась. Я смотрела на зевающего малыша в переноске и не могла думать ни о чем другом, кроме как о сказанных доктором словах.
— Марина, ты здесь вообще? — сердито спросил он, когда я в очередной раз споткнулась на парковке.
— Нет, — искренне ответила я.
Александр, до этого хмурый и серьезный, не выдержал и в ответ на мою улыбку тоже улыбнулся. Взгляд мужчины стал мягче, и даже плечи перестали казаться такими напряженными.
— Ладно, в машину. Отвезу тебя домой.
Прошмыгнув на заднее сиденье, дождалась, пока гарпий займет водительское.
Он завел мотор и поправил зеркало заднего вида, в котором на мгновение отразилось его лицо.
— Большое спасибо, что помогаешь, — с чувством поблагодарила я.
Брови прокурора опустились, и он отвел взгляд. Что я не так сказала?
Вспомнилась девушка-администратор, пытавшаяся дать свой номер телефона гарпию. «При исполнении не знакомлюсь».
— Даже если это часть твоей работы, спасать волшебных детей… — чувствуя неловкость, пробормотала я. — Все равно, большое тебе спасибо.
— Это не часть моей работы, — фыркнул он, выезжая с парковки. — По крайней мере, не должно быть ею.
— Ты так говоришь, будто тебя кто-то заставляет, — его тон обидел, но я постаралась не придавать этому значения.
— Можно сказать и так.
— Я думала, ты тут самый главный, — ляпнула простодушно.
— Смотря что ты понимаешь под словом «тут», — усмехнулся он. — Вы с… Марком, привлекли много внимания. Не бери в голову, главное, больше не убегай из дома без предупреждения. И о каком гипнотизёре ты там говорила?
Получив наконец возможность выговориться, описала во всех красках и подробностях все, что со мной случилось. По мере моего рассказа Александр становился все более и более мрачным.
— Почему ты раньше молчала?!
От подобного напора я даже опешила. Это я молчала? Серьезно? Да я ему с десяток раз порывалась рассказать – сам же отмахивался.
— Цербер… Быть не может. Разве что взял след на Ирен. Странно… — сказано было на пределе слышимости.
— Собаки появились до того, как пришла девушка, — пояснила на всякий случай, а затем до меня наконец дошло. — Хочешь сказать, что те доберманы тоже волшебные? Они не люди? Оборотни?! Настоящие?
— Я не уверен, что мы говорим об одних и тех же… — озадаченно протянул гарпий, съезжая с дороги во двор и глуша мотор. На город начинали опускаться сумерки, зажигались первые фонари, и приближалась ночная прохлада.
— Но ты сам сказал – цербер. И эта… как ее? Ирен? Она тоже сказала – цербер, — для меня все выглядело более чем логично. — Что это за твари такие?
— Марина, я пока ни в чем не уверен… — он свернул к обочине, не доезжая до парковки, и повернулся ко мне. — То, что ты рассказываешь – этого просто не может быть. Цербер не может напасть на невиновного. Так что, скорее всего, это действительно были просто собаки.
Он говорил что-то еще, только я уже не слышала. Потому что прямо сейчас перед машиной стоял уже знакомый «бракованный» черный доберман и смотрел прямо на меня сквозь лобовое стекло.
— Ты бы повернулся, — голос показался чужим и охрипшим.
— Что? Ты меня вообще слушаешь? — недовольно переспросил прокурор, но в этот момент доберман прыгнул прямо на капот автомобиля, склонил голову к стеклу и зарычал.
Александр медленно обернулся и молча уставился на скалящегося пса.
— Гребанная шавка… — голос был растерянным.
Вот только собака смотрела отнюдь не на него, а куда-то вглубь машины. Я машинально вжалась в сиденье.
— Ну как? Это цербер?
Неожиданно в дверь ударилось что-то тяжелое, а затем послышался скрежет. Я прильнула к боковому окну – еще один доберман огромными когтями оставлял царапины на двери.
— И солнце, как назло, село, — констатировал мужчина упавшим голосом.
— Что это за твари? Поехали отсюда! Дави на газ! — первый шок прошел, и на смену оцепенению пришел хоть и ужас, но ужас деятельный. Почему гарпий ничего не делал? Почему медлил?! — В чем дело?
Внезапно последовал еще один удар лапой, и звук был такой, что мне показалось, будто пробило обшивку автомобиля. Да что это за животные такие?
Малыш пока спал, убаюканный движением машины, переноска была надежно закреплена ремнем к сидению, но от собачьего лая и рыка он того и гляди мог проснуться.
— Я не могу, — Александр сидел за рулем, практически не двигаясь.
