Окажись вы в машине «Скорой помощи», какого водителя вы бы предпочли, того, кто ненавидит свою работу, но справляется с ней превосходно, или того, который обожает ее, но будет везти вас в больницу в два раза дольше?
Чтобы спасти планету, нам нужна противоположность селфи.
Волна
Отпугивая хищных шершней, медоносные пчелы создают волну. Одна за другой отдельные пчелы
[62] ненадолго переворачиваются брюшком вверх, создавая волнообразный рисунок – этот феномен называется «мерцание». Все вместе они отваживают угрозу, что ни одной отдельной пчеле было бы не под силу.
На каждый рассказ о том, как один человек поднял машину с попавшего под нее человека, приходится сотня рассказов о том, как машину с попавшего под нее человека поднимали группы из нескольких человек. (И, несмотря на отсутствие случаев, когда один человек поднял бы машину с собаки или кошки, зафиксировано много случаев, когда это делали группы). Попавшему под машину нет разницы между исключительным проявлением усилий отдельного человека и менее исключительными усилиями нескольких человек, действующих сообща.
Эйнштейну приписывают следующее высказывание: «Если бы с лица земли исчезли пчелы, человечеству осталось бы жить лишь четыре года». Он практически точно этого не говорил, и это утверждение практически точно не соответствует истине. Как не соответствует истине и повсеместно цитируемая статистика, согласно которой одна треть всего урожая зерновых зависит от опыления пчелами. Но истинно то, что численность пчел сокращается
[63] по всему миру из-за температурных изменений (и многого другого, например пестицидов, монокультур и потери естественной среды обитания от развития промышленного земледелия), и вызванные этим изменения не просто значительны, они уже ощущаются – влияя на выбор культур для посадки, их ценообразование и способ выращивания.
От Китая до Австралии, от Австралии до Калифорнии
[64] плодоводческие и ореховые фермы часто арендуют для опыления деревьев пчел, которых перевозят на сотни километров. А там, где человеческий труд стоит дешевле пчелиного – задумайтесь над этим, – деревья опыляют вручную. Плантации заполняются сотнями рабочих. С помощью длинных палок с куриными перьями и сигаретными фильтрами на конце они скрупулезно переносят пыльцу из бутылок у себя на шее в рыльце каждого цветка. Фотограф, заснявший этот процесс
[65], сказал: «С одной стороны, это иллюстрация того, какое воздействие человек оказал на окружающую среду, но с другой – демонстрирует нашу способность вопреки всему приумножать собственную эффективность».
Правда? Разве хоть какой-нибудь оттенок значения слова «эффективный» применим к описанию ситуации, когда от людей требуется выполнять работу пчел? Есть ли в этой «другой стороне» хоть что-нибудь, что вселяло бы воодушевление или было бы просто приемлемо?
Селфи-палки прекрасно символизируют превосходство социальной эффективности – «посмотрите, как я что-то делаю». Палочки с пыльцой прекрасно символизируют наш глобальный кризис – «посмотрите, что происходит, когда никто ничего не делает». Возможно, селфи-палка необязательно эволюционирует в палочку с пыльцой, но, чтобы отказаться от последней, сначала нужно отказаться от первой.
Задержите перед внутренним взором две картины: человек, поднимающий машину над попавшим под нее другим человеком, и сотни работников, скрупулезно наносящих пыльцу на цветы. Неужели это наши единственные варианты ответа на кризисную ситуацию? Истерическая сила или истерическая слабость?
Нет, есть третий вариант.
Я никогда не начинал волну на бейсбольном матче. Волны не требуют большей инициативы, чем просто участие.
Волна никогда не настигала меня именно в то мгновение, когда я был охвачен энтузиазмом. Волнам не нужны эмоции, они сами их производят.
Я никогда не сопротивлялся волне.
Чувствуй, словно действуешь, действуй, словно чувствуешь
Девяносто шесть процентов американских семей
[66] собираются вместе на обед в честь Дня благодарения. Это больше, чем процент американцев, которые чистят зубы по утрам
[67], читают хотя бы одну книгу в год
[68] или когда-нибудь выезжали из штата
[69], в котором родились. Это практически бесспорно самое массовое совместное действие – огромнейшая волна, – совершаемое американцами.
Если бы американцы поставили перед собой цел
[70]ь съесть за один день максимально возможное количество индеек, невозможно вообразить, каким образом нам удалось бы превзойти количество в сорок шесть миллионов штук, ежегодно потребляемое в третий четверг ноября. Если бы даже президент Рузвельт попросил нас есть индейку в поддержку наших усилий на фронте, если бы даже президент Кеннеди воодушевил нас унизать индейками трос, протянутый с Земли на Луну, мы вряд ли бы съели столько же. Даже если бы блюда из индейки раздавались бесплатно на каждом углу, мне не верится, что мы съели бы больше сорока шести миллионов штук. Даже если бы людям платили за поедание индейки. Если бы существовал закон, обязывающий американцев устраивать семейные обеды на День благодарения, количество празднующих День благодарения снизилось бы.
В своей выдающейся книге «Дарение – от человеческой крови до социальной политики» социолог Ричард Титмусс утверждает, что оплата донорства крови несет риск вызвать эффект, обратный желаемому, потому что подрывает самую важную мотивацию – альтруизм. Недавно Стокгольмская школа экономики провела исследование
[71] с целью проверить теорию Титмусса, и это исследование действительно подтвердило, что в некоторых слоях населения оплата сдачи крови уменьшала количество доноров чуть ли не вполовину – особенно резко снижалось количество доноров среди женщин.
