* * *
Три месяца спустя
[319] [после самосожжения Бакела] газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала статью «Растить ребенка в обреченном мире»
[320]. Мне переслали ее человек десять. Начав читать, я решил, что она просто пронзительна. Ее автором был Рой Скрэнтон, тот же, кто написал «Учимся умирать в эпоху антропоцена». Скрэнтон описывает захватывающий коктейль эмоций, который почувствовал после рождения своего ребенка: «Когда родилась моя дочь, я заплакал дважды». Первый раз это были слезы радости, а второй – печали: «Из собственного эгоизма мы с супругой приговорили нашу дочь к жизни на планете, куда грядет апокалипсис, и я не вижу ни одного способа защитить ее от будущего».
Я был благодарен за еще одно слово к разговору о глобальном кризисе. Скрэнтон не просто вдумчив, он влюблен в свою тему, осведомлен и чертовски хорошо пишет. Он озвучил одно из родительских чувств, которое часто испытываю я сам. Это вовсе не совпадение, что столькие люди переслали мне его работу и что все они были родителями.
В этой статье (как и в других) Скрэнтон обращается к экологическому кризису с определенной философской строгостью, которая отсутствует в сегодняшнем диалоге на эту тему – тем образом мышления, которое нам отчаянно необходимо, чтобы осмыслить наш кризис. Как заметил Дэвид Уоллис-Уэллс
[321] в своей статье «Необитаемая Земля», «мы не создали вокруг изменения климата никакой особой религии смысла, которая могла бы дать нам успокоение или цель в жизни перед лицом возможного уничтожения». Скрэнтон делает заявку на религию, но ей не под силу дать нам цель в жизни перед лицом возможного уничтожения. Перечитывая статью, я чувствовал досаду и даже гнев. Чем больше я вчитывался, тем больше она напоминала мне предсмертную записку.
Рассматривая «этику жизни в обществе потребления, живущем на углеродном топливе», Скрэнтон отмечает, что многие поддерживают более ответственный образ жизни. «Возьмем, к примеру, широко цитируемое исследование, проведенное в 2017 году географом Сетом Уайнсом и экологом Кимберли Николас, в котором утверждается, что самыми эффективными шагами, которые каждый из нас может предпринять для сокращения выбросов углекислого газа, являются: переход на растительную диету, отказ от авиаперелетов, отказ от автомобиля и на одного ребенка меньше в семье». (Он имеет в виду документ
[322], на который я уже ссылался, озаглавленный «Проблема подходов к ограничению изменения климата: информационно-просветительские и правительственные рекомендации не учитывают индивидуальные действия, имеющие наибольшую эффективность», в котором утверждается, что усилия по предотвращению изменения климата, которым нас обучают и которые нам рекомендуют, в большинстве своем довольно незначительны.) «Основная проблема этого предложения, – продолжает Скрэнтон, – заключается не в самих идеях обучения экономности, сокращении авиаперелетов или перехода на вегетарианство, которые вполне здравы и благотворны, а скорее в общественной модели, на которую опираются подобные рекомендации: в идее о том, что мы можем спасти мир посредством индивидуального потребительского выбора. Мы не можем этого сделать».
Почему же нет?
Потому что мир представляет собой «сложную, рекурсивную динамику» с «внутренними и внешними движущими факторами».
Я не совсем понимаю, что это значит, но каким бы сложным мир ни был, люди все же сдают мусор на переработку, протестуют, голосуют, убирают за собой, поддерживают местных производителей, сдают кровь, вмешиваются, если кому-то грозит непосредственная опасность, отвергают расистские высказывания и уступают дорогу каретам «Скорой помощи». Эти действия не просто благотворны для индивидуального здоровья того, кто их выполняет, а необходимы для здоровья общественного: эти действия наблюдаются и воспроизводятся.
В своей книге
[323] «В связке: удивительная сила социальных сетей и как они формируют наши жизни»
[324] Николас Христакис и Джеймс Фоулер называют социальные сети «видом человеческого суперорганизма». Они пишут: «Мы обнаружили, что, если подруга подруги вашей подруги набрала вес, вы тоже его набираете. Мы обнаружили, что, если друг друга вашего друга бросил курить, вы бросаете курить. И мы обнаружили, что если друг друга вашего друга обретает счастье, вы тоже становитесь счастливее». Несмотря на то что мы часто называем ожирение эпидемией, редко кто считает его заразным. Однако Христакис и Фоулер приводят примеры, доказывая, что ожирение является такой же мировой тенденцией, как курение и отказ от курения, сексуальные домогательства и отвержение сексуальных домогательств:
«С удивительной регулярностью
[325], которая, как мы обнаружили, свойственна многим сетевым явлениям, кластеризация подчиняется нашему правилу трех степеней влияния: средний человек, страдающий ожирением, намного чаще имел друзей, друзей друзей и друзей друзей друзей, также страдающих ожирением, чем можно было бы ожидать, если бы это было чистой случайностью. Похожим образом средний человек нормального веса более склонен заводить контакты с людьми, не страдающими ожирением, в пределах трех степеней отдаления. За пределами этих трех степеней кластеризация останавливается. Фактически создается впечатление, что люди занимают ниши внутри сети, где набор или потеря веса становятся своего рода местным стандартом».
В том, что касается здоровья, данное исследование предполагает, что влияние индивидуального поведения оказывается намного сильнее, чем федеральные рекомендации по правильному питанию, которых большинство американцев не соблюдают. Инфраструктура по-прежнему имеет значение – продовольственные пустыни, денежные пособия и кафетерии с вредной едой бесспорно влияют на то, как люди питаются, – однако наиболее заразительными стандартами являются те, которые мы воспроизводим.
Мы вовсе не бессильны в плену «сложной рекурсивной динамики» с «внутренними и внешними движущими силами», ее внутренние движущие силы – это мы сами. Да, существуют могущественные системы – капитализм, промышленное животноводство, промышленный комплекс по добыче природного топлива – которые трудно демонтировать. Отдельно взятый водитель не может стать причиной дорожной пробки. Но ни одна дорожная пробка не существует без отдельных водителей. Мы застреваем в пробке, потому что пробка – это мы. То, как мы живем, действия, которые мы совершаем или которых не совершаем, могут питать системные проблемы, но они могут и менять их: так, судебные иски отдельных лиц изменили правила бойскаутов, показания отдельных лиц положили начало движению #MeeToo, участие отдельных лиц в «Марше на Вашингтон за рабочие места и свободу»
[326] проторило путь Закону о гражданских правах 1964 года и Закону об избирательных правах 1965 года. Совершенно так же, как Роза Паркс помогла десегрегировать общественный транспорт, и так же, как Элвис помог победить полиомиелит.
