Борис знал, что монах Даниил мечтает захватить для монастыря его земли, это было понятно. Но к чему стремится Стефан, какую цель преследует он?
Четверо собравшихся вежливо поприветствовали новоприбывших. Они почтительно улыбнулись Елене. Затем сани покатили дальше, к маленькому домику, как раз за церковью, в дальнем конце площади; там боярина и боярыню уже поджидали управляющий с женой и служанками.
Елена улыбнулась, стараясь приободрить супруга, но на душе у нее было тревожно.
На следующее утро Борис в сопровождении управляющего отправился осматривать имение.
Старый управляющий провел его по всей вотчине. Он служил здесь с тех пор, как Борис был еще мальчиком, и показал себя недурно. Маленький, тихий, щупленький, с густыми, совершенно побелевшими волосами и такими глубокими морщинами, что, казалось, они прорублены ударами топора. Насколько знал Борис, человек он был честный.
– Все в наилучшем порядке, как было при твоем батюшке, – заметил управляющий.
Борис задумчиво огляделся.
В каком-то смысле ему посчастливилось. Царские землемеры, после проведенных Иваном налоговых реформ прибыв в Русское, тщательно оценили имение Бобровых. Площадь его насчитывала немногим более трехсот четвертей.
И тут Бобровым дважды улыбнулась удача. Во-первых, дьяки-землемеры решили, что часть земель скудная, а это уменьшало размер податей. А во-вторых, территория имения была лишь немногим больше, чем допускали принятые нормы.
Дело в том, что далеко не все русские дьяки-землемеры не умели вычислять дроби. Чаще всего им были известны только несколько: половина, восьмая часть, даже тридцать вторая; треть, двенадцатая часть, двадцать четвертая. Но десятую часть, например, они посчитать не могли; не умели они и складывать или вычитать дроби с разными делителями. Поэтому, выяснив, что плодородная земля в Грязном имеет площадь почти двести пятьдесят четыре четверти, то есть с точки зрения налогообложения четверть сохи и еще одну пятнадцатую, они довольствовались тем, что назначили налог на четверть и одну шестнадцатую сохи, ближайшую дробь, какую могли вычислить, тем самым освободив от уплаты податей почти три четверти.
Таким образом, как часто случалось, русские даже там, где им не хватало знаний, остроумно разрешили задачу.
По сравнению со многими из тех, кому царь пожаловал имения за службу, то есть поместья, Борису посчастливилось. Большинство из помещиков имело лишь половину того, чем располагал он. Однако сейчас его имение приносило годовой доход в десять рублей. Участие в военном походе обошлось ему в семь рублей: столько стоило содержать себя и кормить лошадей; оружие и снаряжение у него уже имелось. Впрочем, ему надлежало заплатить подати, четыре рубля в год, а еще он задолжал небольшую сумму в Русском, в том числе Льву-купцу. Поэтому дело обстояло так, что, если царь не возвысит и не поощрит его, он постепенно все больше и больше погрязнет в долгах.
Однако молодой Бобров не унывал. Он твердо уповал на расположение Ивана: и кто знает, какие богатства это ему принесет? А прямо сейчас…
– Думаю, мы сможем удвоить доход от имения, – объявил он управляющему. – Что скажешь?
Когда старик замялся, Борис просто отрезал:
– Ты же знаешь, что сможем.
Именно этого и опасался бедный крестьянин Михаил.
Любой крестьянин мог платить дань барину двумя способами. Во-первых, он мог вносить так называемый оброк деньгами или продуктами, а во-вторых, работать на господской земле, и такая повинность называлась барщиной. Обыкновенно крестьянам назначались обе формы дани.
В Грязном на земле, до сих пор принадлежавшей Борису, то есть в его личных владениях, крестьяне работали всего день или два в неделю. В добавление они платили ему оброк за землю, которую от него получали. За последние двадцать лет имение лишилось троих арендаторов-кортомщиков: один перешел к другому барину, второй умер, не оставив наследников, а третьему отказали в кортоме. Их некем было заменить, и потому отец Бориса оставил себе тридцать семь десятин хорошей пахотной земли. А хотя размеры кортомы поднимали несколько раз, они не успевали за постоянным ростом цен, наблюдавшимся в последние десятилетия.
Михаил платил оброк тридцатью шестью мерами ржи, таким же количеством ячменя, кругом сыра, пятьюдесятью яйцами, восемью деньгами и телегой хвороста. Кроме того, ему вменялось в обязанность пахать почти две чети господской земли, и у него уходил на это один неполный день в неделю.
В его договоре с Борисом не указывалось особо, как именно ему исполнять свои обязанности перед барином. Если бы Борис захотел изменить условия кортомы, то вполне мог это сделать. А зерно росло в цене.
– Что ж, – весело заметил Борис, – можем уменьшить крестьянский оброк и повысить барщину.
Урожай зерна, который он мог собрать со свободных наделов, если крестьяне будут работать на него два или три дня в неделю, будет стоить куда больше, чем кортома, которую они сейчас ему платят. Его доходы многократно возрастут. А крестьяне, само собой, обеднеют.
– Для начала прямо сейчас введем двухдневную барщину, – объявил он.
Если крестьяне станут работать больше, а еще к ним присоединятся рабы-татары, то перед ним откроются куда более радужные перспективы.
Два месяца спустя по требованию Бориса Лев-купец с почтением вошел в его дом. Он знал, зачем его пригласили.
Небо было серое, улица – буро-серая. Только снег вдоль деревянных заборов отчасти напоминал о том, что не весь мир печален и скучен.
Льва удивляло, что молодой боярин и его супруга до сих пор не вернулись в Москву. Он полагал, что здесь они томятся от тоски. Нельзя сказать, что в деревне Борис жил в праздности: он тщательно осмотрел все, чем располагало его имение. Михаил, бедный родственник купца, пожаловался ему:
– Отец его был совсем другой. А от этого ничто не ускользает. Сущий татарин вроде тебя, Лев.
Купец, хотя и сочувствовал родственнику, не мог не восхищаться Борисом и его хозяйственной сметкой. «А ну как он удивит их всех, сохранив за собой имение?» – думал он, сухо веселясь.
Самому-то ему было совершенно все равно. Шагая по улице, Лев прекрасно отдавал себе отчет в том, как вести себя во всех этих интригах. У него не было прочных связей ни с одной из враждующих сторон, да он и не собирался их устанавливать. Главной его задачей было выжить. Для купцов вроде него настали благоприятные времена. На престол взошел энергичный молодой царь, и кто знает, какие возможности теперь представятся таким, как он? Достаточно только посмотреть, например, на северян Строгановых, роду-племени, как и он сам, крестьянского, – богатеющих на глазах солеторговцев, которые, по слухам, пользуются благосклонным вниманием самого царя. К ним надлежит приглядываться, им надобно подражать.
А чтобы выжить, следует ладить со всеми. В Русском должно прежде всего поддерживать хорошие отношения с монастырем, которому и принадлежит вся эта деревушка. Но даже тут следует проявлять осторожность. Той частью церковных владений, на которую зарились московские цари, были ценные маленькие городки, и по временам власти находили предлоги, чтобы завладеть ими. Если такое случится, молодой хозяин Грязного, служилый человек царя, мог внезапно сделаться важным лицом – кто знает?
