Стрела вонзилась ему в живот и торчала чуть выше пояса.
Откуда этот шум?
Он шептал что-то, почти шипя, не сводя с нее глаз. Ее била неистовая дрожь.
Потом она увидела, как лицо его побелело и он упал на бок.
И тут она поняла, что произошло. Осознание обрушилось на нее, точно удар грома в дурном сне, дикий, непреодолимый страх: что же ей теперь делать?
Янка снова огляделась и с ужасом, с подступающей тошнотой поняла, что кто-то идет к ней по тропинке.
«Только бы убили меня одну, а мужа и детей пощадили», – мысленно взмолилась она и, дрожа, стала ждать своей судьбы.
Это был Пургас. Он в один миг окинул взглядом представшую перед ним картину и потрясенно воззрился на жену.
Она показала на татарина. Пургас шагнул к нему.
– Он еще жив, – тихо произнес Пургас.
Потом спокойно снял с себя пояс и задушил татарина.
Несколько мгновений в последний раз в жизни Менгу, теперь принявший имя Петра, видел перед собой колышущиеся степные травы и даже словно ощущал их запах.
– Ты же вроде запретила нам убивать татар, – слегка усмехнувшись, промолвил Пургас и поднял на нее глаза. – Ты его знала?
Она кивнула.
– Так это тот самый, кто…
Он знал, что ее мать убил татарин, но она почти забыла, что сказала ему, будто татарин также изнасиловал ее саму. Что бы Пургас ни имел в виду, она кивнула.
Он огляделся.
– Мы не можем его здесь оставить, – заметил он.
– Нас убьют, – прошептала она.
– Не думаю. Мытари уехали. Вот почему я шел в Русское. Никто ни о чем не узнает. – Он озабоченно поглядел на нее. – Для начала, – с грустью произнес он, – нам придется убить коня. А животинку, – он с отвращением посмотрел на мертвеца, – очень жаль.
Янка никогда не восхищалась ловкостью и умелостью мужа больше, чем в этот день.
Он точно знал, что делать, и выполнял задуманное удивительно быстро.
Сначала он взвалил тело татарина на седло. Потом, успокаивая, тихонько уговаривая прекрасного коня, увел его вглубь болот. Потом, в уединенном, сокрытом от глаз месте, вырыл яму, а затем, надежно привязав коня так, чтобы его голова располагалась над ямой, перерезал ему горло.
Застигнутый врасплох, конь неистово забился, попытался оборвать повод и тяжело упал на колени. Пургас собрал всю конскую кровь в приготовленную для этого яму.
Спустя час он ловко рассек трупы коня и его хозяина на части, которые удобно было переносить, и стал одну за другой сжигать на костре. А еще сжег всю одежду, вооружение и упряжь татарина, кроме плаща и аркана.
Наконец от убитых осталась только груда костей с обугленной плотью, голова татарина, которую Пургас почему-то не сжег, и куча пепла, который он сбросил на дно ямы и закопал. Когда он закончил работу и разбросал оставшийся мусор по земле, то, даже если бы кто-нибудь и нашел это место, никогда бы не догадался, что здесь происходило.
– А теперь, – сказал он ей, – нам нужно дерево. И я знаю такое, совсем рядом.
Он привел ее к могучему дубу и указал на дупло, темневшее высоко на стволе.
– Там когда-то была борть, – сказал он ей. – Я нашел ее в прошлом году. Сейчас она опустела. Но под ней глубокое дупло, оно уходит вниз по стволу. А теперь помоги мне поднять туда кости.
Увязывая кости в прочный плащ, они за несколько раз перенесли их к подножию дерева.
– А сейчас подай мне аркан, – попросил он. – Через несколько мгновений он взобрался на ветви около дупла. Спустив вниз веревку, он велел Янке привязать к ней плащ и, раз за разом погружая сверток внутрь полого ствола, спрятал улики. Наконец все кости исчезли.
Потом он сжег плащ и аркан и развеял пепел.
– Татары станут искать в реке и на земле, – объявил он, – а на дереве, в дупле, поискать не догадаются.
– А как быть с этим? – спросила Янка, указав на лежащую на земле и устремившую на нее взор без всякого выражения голову, на знакомое лицо со шрамом на месте отрубленного уха.
Он улыбнулся:
– Есть у меня одна придумка.
Прошло еще две недели, прежде чем боярин Милей вернулся из Русского в Муром.
Прибыв туда, он обнаружил, что город охвачен беспорядками. Крестьяне окрестных деревень наотрез отказывались платить дань; на мусульман – сборщиков податей совершили несколько нападений. Татарские власти пришли в ярость, местные жители ожидали возмездия.
Ходили слухи, будто великий князь Александр Невский готовится отбыть в Орду и умолять хана о снисхождении.
Настали черные времена.
А еще пропал Петр-баскак.
И вправду, в самый день его приезда к Милею явился десятский с вопросом, когда тот последний раз видел Петра.
– Он собирался безотлагательно поехать прямо в Муром, – заверил Милей татарского воина.
Было предпринято тщательное расследование. Татарские власти объехали все деревни между Русским и Муромом и допросили всех от мала до велика. Поскольку последний раз Петра видели в Русском, там провели обыск и прочесали дно реки.
Все было напрасно.
Поздней осенью подозрения в конце концов пали на маленькую деревушку на Оке, где крестьяне летом взбунтовались против мытарей, но не было никаких доказательств, что Петр хотя бы заезжал туда. Он словно бы исчез с лица земли.
На четвертый день после своего возвращения Милей решился на великий обман.
Он вынашивал эту ложь с тех пор, как вернулся в Муром. Более того, он подозревал, что рано или поздно ему могут предъявить обвинения в убийстве татарина. Однако, поскольку он мог доказать, что весь тот день провел в деревне, не делая ничего предосудительного, он осмелел и решил рискнуть.
Он просто не мог противиться искушению.
Поэтому, когда к нему приехал сын Петра и вежливо спросил, не покупал ли у него отец землю под монастырь, Милей покачал головой:
– Увы, нет. Место не пришлось ему по вкусу. Жаль, – добавил он, спокойно глядя на молодого человека. – Я был бы рад, если бы он согласился.
– Значит, деньги он тебе не передавал?
Милей покачал головой:
– Ни гроша.
Против него не было никаких доказательств. Если они когда-нибудь и найдут тело татарина, то едва ли будут рассчитывать, что при нем окажется кошель с деньгами. И как же ему посчастливилось, что он не составил купчую крепость на землю, никто ничего не докажет!
Сын Петра уехал. Ему ничего более не оставалось, разве что назвать боярина лжецом.
Спустя неделю на деньги, якобы полученные от продажи земель под Муромом, Милей купил у великого князя еще один участок чернозема в Русском.
