Что-то в этом полутемном деревянном храме с его высокой покатой крышей показалось ей теплым и домашним, согрело и расположило ее к себе. Снаружи церковь походила на высокий сарай, однако внутри она своим низким потолком, темными маленькими иконами и мерцающими свечами больше напоминала нагретую родную избу. Действительно, сложена она была из гигантских бревен и прочна, как крепость. Но священники, старики, напускающие на себя деловой вид, толстухи, терпеливо метущие пол или полирующие лампады и подсвечники, которые стояли повсюду, выглядели дружелюбно. Молясь, иногда по часу или даже более, перед иконой святого Власия, она ощущала, что, может быть, даже в ее никчемном и жалком существовании есть какая-то надежда.
«Господи помилуй, Господи помилуй», – время от времени едва слышно шептала она.
Однажды, отходя от иконы, она заметила высокого священника с темной бородой, который ласково посмотрел на нее и промолвил:
– Отец наш любит всех чад своих, но более всего тех, кто согрешил и раскаялся.
И Янка, чувствуя, что он заглянул ей в душу, ощутила, как на глазах у нее выступают горячие слезы. Склонив голову, девушка быстро вышла из храма.
А всего несколько дней спустя она познакомилась с молодым мужчиной.
На первый взгляд, в нем не было ничего примечательного. Она предположила, что ему года двадцать два – двадцать три, он был немного выше среднего роста, с каштановой бородкой. Скулы у него были высокие, глаза – миндалевидные, карие. Она обратила внимание на его руки, сплошь в мозолях, однако с изящными, сильными, но чувствительными, сужающимися к кончикам пальцами. Ногти у него, в отличие от большинства ремесленников, были аккуратно подстрижены. Вида парень был серьезного и казался несколько задумчивым.
Когда она впервые увидела его, тот тихо стоял у иконы, погруженный в благоговейное созерцание, но стоило ей подойти к двери, как он тотчас же прервал молитвы, и она мысленно улыбнулась.
Он немного отстал, пропустил ее вперед, давая ей выйти первой, а потом догнал и зашагал рядом с нею.
– Ты что же думаешь, нам в одну сторону? – не без лукавства улыбнулась она.
– Со мной безопаснее. А тебе куда?
– В Неревский конец.
– И мне туда же. Там мой хозяин живет.
С ним и вправду было безопасно.
Оказалось, что он раб. Родом он был мордвин, пленен во время набега, когда ему было двенадцать. Звали его Пургас. С пятнадцати лет он служил богатому новгородскому купцу, который отдал его в учение плотнику.
Они расстались у постоялого двора, но перед тем он узнал, что она каждый день приходит в маленькую деревянную церковь, где полюбила молиться.
Поэтому она почти ожидала увидеть его там на следующий день. Однако ее весьма удивило, когда он достал из-за пазухи маленькую игрушку, которую сам и смастерил. Это был крохотный, не больше его руки, вырезанный из березы челнок, с гребцами и с парусом.
Выполнен он был столь совершенно, что на мгновение у нее перехватило дыхание, ведь крошечная резная лодочка напомнила ей работы брата.
– Это тебе, – сказал он и стал настаивать, чтобы она оставила игрушку себе.
В тот день он снова проводил ее до постоялого двора.
После этого они стали часто встречаться. Он всегда был добр к ней, чаще слушал, чем говорил, и вскоре она обнаружила, что ему свойственна какая-то робость, сдержанность, которая пришлась ей по нраву.
Когда они бродили по улицам города, он иногда останавливался, указывая ей какую-нибудь особую деталь, на которую она иначе не обратила бы внимания: умелую резьбу, наличники вокруг окон или просто ту точность и опрятность, с которой были по углам соединены венцы тяжелых бревен.
Янка узнала, что существуют десятки способов рубить избы. Бревна можно было обтесать круглыми или квадратными, их можно было положить так и эдак, при помощи врезок и врубок. То, что для нее виделось бесконечным рядом прочных, довольно грубых деревянных домов, спутнику ее представлялось чередой сложных головоломок, которые он и сам мог решать и которыми можно было залюбоваться, проходя мимо.
– Есть столько способов построить обыкновенную избу, что и не перечесть, – сказал он ей. – И искусным новгородским плотникам все они ведомы.
Однако, хотя он высоко ценил этот город и знал в нем каждый дом, Янка вскоре обнаружила, что Пургас тоскует по родным лесам своего детства.
– Мы жили в лесах, почти на самом берегу Волги, – поведал он ей. И все вспоминал о деревьях и травах своих родных краев. О зданиях и сооружениях он говорил как истинный мастер, но стоило ему упомянуть о своих лесах, как на лице его появлялось выражение мечтательной отрешенности, и она преисполнялась к нему жалостью.
Но самое большое потрясение она испытала на четвертый день их знакомства. Она стала в церкви перед иконой, изображающей Христа, который держал в руках открытую книгу, где были написаны какие-то слова.
– «Судите не по наружности, но судите судом праведным», – вслух прочитал Пургас.
Она в изумлении воззрилась на него:
– Ты тоже умеешь читать?
– Да, научился здесь, в Новгороде.
Мордвин, лесной житель, а ведь умеет грамоте.
В этот миг Янка приняла решение.
Тем вечером она отправилась к боярину Милею и рассказала, чего хочет.
– Что ж, – промолвила она под конец, – ты получил от меня все, чего желал. Помоги мне, боярин?
К ее удивлению, он добродушно улыбнулся. И даже дал ей несколько полезных советов.
– Ну-ка, повтори имя того торговца и напомни, где он живет, – сказал он. И добавил: – Но ты же не знаешь наверняка, захочет ли этого он?
Она кивнула головой.
– Думаю, да, – ответила она.
На следующее же утро, не теряя времени, Милей все устроил.
– Разумеется, мне это влетит в копеечку, – криво усмехнувшись, заметил он. – Впрочем, попы одобрят. Не зря же говорится: «Не церковь построй, а сиротку пристрой».
Янка поняла, что он способен на добрые поступки, ведь знатные и могущественные любят явить себя щедрыми, великодушными.
Потому, встретившись этим вечером с Пургасом возле церкви, она спросила:
– Ты женишься на мне? Мой господин выкупит тебя, если хочешь.
Он был потрясен.
– Я б мечтал, – признался он, – но я же раб, я боялся…
– Но есть условия, – продолжала она. Их она обдумала очень и очень тщательно, и сам Милей довольно неохотно научил ее, как поступить. – Мы уедем из города и поселимся поблизости от моей деревни, но не боярскими холопами, – быстро добавила она. Янка твердо знала, что именно этого она не хочет. – Мы будем свободными. Поселимся на княжьей земле и станем платить кортому одному лишь князю.
