Это был Жидовин. Он отрешенно смотрел на улицу, не зная, что и поделать.
Один из мятежников протиснулся сквозь толпу с длинной, тонкой пикой в руках.
– А ну, кликни-ка своих мужиков! – прокричал он.
– Откуда там мужики – у жидов-то? – откликнулся кто-то, и по толпе прокатился взрыв хохота.
То было правдой: кроме нескольких слуг и старика-хозяина, мужчин в доме не осталось.
– Значит, баб пошли! – проревел все тот же мятежник.
Иванушка собрался с духом и двинул коня вперед, сквозь толпу. Тотчас раздались злобные выкрики:
– Это еще что такое?
– Боярин, чтоб его!
– Еще один душегуб-кровопийца!
– Долой его с коня!
Кто-то вцепился ему в ноги; мимо его лица, чуть было не задев, пролетело копье. Иван хотел ударить ближайших нападавших кнутом, но осознал: одно резкое движение – и ему конец. Медленно, невозмутимо, терпеливо он направлял своего коня вперед, осторожно прокладывая путь, раздвигая толпу. Потом обернулся.
Иван глядел на толпу, а мятежники глядели на него.
И, к своему собственному удивлению, он ощутил новый, неведомый прежде страх.
Никогда раньше не приходилось ему сталкиваться с разъяренной толпой. Он грудью встречал половецкую орду, он неоднократно смотрел в лицо смерти. Но ни разу не обступала его стеной ненависть. Это зрелище вселяло ужас. Еще того хуже, он словно окаменел. Ненависть толпы поразила его, точно целенаправленная, неудержимая сила. Он чувствовал собственную наготу, робость и, как ни странно, стыд. Но чего ему стыдиться? Не было причин для стыда. Да, он боярин, но не сделал этим людям ничего дурного. Так отчего тогда он пред ними словно виноватый? Сила их общей яростной ненависти обрушилась на Ивана, словно мощный удар в грудь.
И тут толпа затихла.
Иванушка схватил удила и ласково потрепал коня по шее, чтобы подбодрить и успокоить. «Как странно, – подумал он, – неужто половцы меня не убили, а от киевлян смерть приму?»
Человек с пикой указывал на него. Как и большинство в толпе, он был одет в грязную льняную рубаху, перехваченную кожаным поясом; лицо его почти полностью скрывала черная борода, волосы падали на плечи.
– Что ж, боярин, говори что хочешь – перед смертью! – воскликнул он.
Иванушка попытался бестрепетно выдержать его злобный взгляд.
– Я – Иван Игоревич, – ответил он громко и уверенно. – Я служу Владимиру Мономаху, которого хотите вы посадить в Киеве. Я отправил ему гонца, от своего имени и от вашего, моля его поспешить на киевское вече.
По толпе прокатился слабый гул. Мятежники явно не могли решить, верить ему или нет. Человек с пикой прищурился. Иванушке показалось, что еще миг – и мятежник ринется на него. И тут откуда-то донесся голос:
– Это правда. Я его видел. Он служит Мономаху.
Человек с пикой обернулся к говорящему, а затем снова к Иванушке. Иванушке показалось, что смутьян разочарован.
Волна ненависти отхлынула от толпы.
– Добро пожаловать, слуга Мономахов, – мрачно приветствовал его мятежник с пикой. – Тебе-то что за дело до наших жидов?
– Они под моей защитой. И под защитой Мономаха тоже, – добавил Иванушка. – Они не причинили вам никакого зла.
Мятежник пожал плечами:
– Может, оно и так. – И тут, почувствовав, что настал миг упрочить свое нынешнее положение уличного главаря, он обернулся к толпе и заревел: – За Мономаха! Пойдем искать других жидов!
Толпа повалила за ним.
Иванушка вошел в дом. Там оставался только старый Хазар да две женщины-служанки. Он пробыл с ними в доме до вечера, когда шум и возмущение в городе несколько стихли. Только после этого отправился в дом брата.
Все случилось, как он и опасался. Мятежники добрались до высокого деревянного терема еще днем. Насколько он мог судить, Святополк не пытался бежать. Предполагая, что боярин куда богаче, чем он был на самом деле, разъяренная толпа убила его, разграбила дом и сожгла дотла.
Иванушка нашел обугленные останки брата, произнес молитву, а потом в спускающихся сумерках вернулся, как и много лет тому назад, искать приют в доме Хазара.
Как странно было спустя много лет вновь оказаться в этом доме и сидеть при свете свечей наедине со старым Жидовином.
Жидовин уже пришел в себя после нападения толпы. А Иванушка, хотя и опечаленный гибелью Святополка, обнаружил, что скорбь его велика, но не чрезмерна.
Они вместе поужинали, тихо обмениваясь немногими словами, однако Иванушка заметил, что старик, хотя и погружен в грустные размышления о событиях сегодняшнего дня, хочет сказать ему что-то важное. Поэтому его не удивило, когда тот, завершая трапезу, внезапно резко сказал:
– Конечно, ничего этого не случилось бы, если бы страной управляли как полагается.
– О чем ты? – почтительно спросил Иванушка.
– Да о князьях русских, – презрительно ответил Хазар, – о дураках этих. Никто из них и ведать не ведает, как построить государство. Нет у них законов, нет никакой системы.
– У нас есть законы.
Жидовин пожал плечами:
– Зачаточные законы славян и варягов. Ваши церковные законы лучше, признаю. Однако вы переняли их у греков и римлян, из Константинополя. Но кто стоит во главе вашего правления, какое бы оно ни было? Чаще всего хазары и греки. Почему народ сегодня взбунтовался? Потому что князья ваши либо нарушают закон, либо не заставляют соблюдать закон, либо просто не принимают законов, которые мешают им бесчинствовать.
– Воистину, нами всегда правили дурно.
– Оттого, что нет у вас законов и системы, и измениться ничто не может. Ваши князья все воюют друг с дружкой, а земля слабеет, и даже порядок наследования не установят, чтоб мир воцарился.
– Но, Жидовин, – возразил Иванушка, – разве не правда, что наследование от брата к брату мы переняли не у северян-варягов, а у тюрков? И стало быть, мы заимствовали его и у вас, хазар?
– Может быть. Но ваши русские князья не способны соблюдать порядок. Уж это ты отрицать не можешь. Разруха, разруха во власти.
Иван с ласковой снисходительностью поглядел на него. Старик говорил дело, но Иванушка не был до конца убежден в справедливости его слов.
Толпа с ее тупой кровожадностью и ненавистью к евреям была ему противна, и все ж таки он невольно думал: «Как же ошибаются эти евреи! Все бы им системы да законы – нет, мы пошли дальше их». Он вздохнул, а вслух сказал:
– Знаешь, законом не все исчерпывается.
Жидовин изумленно воззрился на него.
– Но у вас и того нет, – резко сказал он.
Иван покачал головой. Как же ему объяснить, что его, Жидовина, образ мыслей – неправильный.
