Пока он метался в жару, она не отлучалась от него ни на шаг; заботливая и бесшумная, она время от времени увлажняла его горячечный лоб, стараясь не обеспокоить его даже лишним словом. Сидя у окна, она словно только тем и занималась, что глядела из окна, читала Псалтирь или дремала, пока он спал тревожным сном. Она говорила с ним только тогда, когда он сам того хотел, но никогда не обращалась к нему первая и даже не смотрела на него. Она будто была рядом с ним и одновременно где-то вдали, тихая и неподвижная.
А за окном шли осенние дожди, размякший густой чернозем превратился в сплошное болото, мир вымок, продрог и съежился, что твой воробышек. Серые небеса тяжело нависали над землей, горизонт заволокло. Где-то за его длинной, серо-черной, плохо различимой линией готовилась вести с востока свои дружины невыносимая, белоснежная, безжалостно-холодная зима.
А потом пошел снег. В первый день он принесся из степи и выпал на мокрые улицы мягкими сероватыми хлопьями, влекомыми слабым ветром. Глядя в окно, на фоне которого выделялось неподвижное, бледное лицо матери, Иванушка думал, что природа там, на воле, словно закрывает дверь и теперь свет не будет проникать с неба. Но, оставшись наедине с матушкой, он уже не страшился сгущающейся тьмы. На следующий день началась метель. Теперь снежная буря завывала так, будто бесконечная степь колдовством сотворила и наслала на мир неисчислимое войско крохотных, серых чертенят и те вот-вот бросятся сверху на крепость, яростно обрушатся и завладеют ею. Но на третий день наступила перемена. Снег стал падать медленно. В середине дня небо на какое-то время прояснялось настолько, что сквозь тучи стали проглядывать слабые солнечные лучи. Снежинки, опускавшиеся с небес по утрам и вечерам, были крупные, легкие, словно птичьи перья. И именно после этого снегопада Иванушка стал выздоравливать.
По правде говоря, русская зима не так и ужасна. Даже в самой маленькой избенке непременно пылает огромная печь, а значит, будет не то что тепло, а даже жарко.
Спустя неделю после снегопада Иванушку, закутанного в меха, погожим солнечным днем перевезли за высокие стены Переяславля.
Как блестело, сияло и переливалось все кругом! Золотые купола городских церквей сверкали на солнце под прозрачно-голубым небом. Внизу река, не скованная еще льдом, несла свои воды мимо белоснежного, сияющего берега, а вдалеке, на противоположном берегу, леса вставали темной, поблескивающей линией. К востоку и к югу за купами утопающих в свежевыпавшем снегу деревьев кое-где открывался в просветах вид на могучую, нескончаемую степь: она казалась огромным белым ковром, простирающимся без конца и края и слабо мерцающим под солнцем.
Так на протяжении всей долгой русской зимы пышный снежный покров словно одеялом защищает землю.
Землю миловал и защищал снег, а Иванушку берегла и нежила родимая матушка. По временам казалось, будто вновь вернулось Иваново детство. Сын с матерью садились у огня или у окна, и вновь Ольга сказывала старинные сказки, или пели они вместе былины, которые Иван помнил сызмальства.
Почему же теперь, когда он вырос, эти детские сказки о жар-птице, о Снегурочке, о медведях, о царевичах, которые ходили счастья искать, казались ему преисполненными мудрости? И юмор их, и прелесть увлекательных сюжетов – то простых, то запутанных, – и то, как сказывала их мать, нараспев, с повторами, словно бы ожили и затрепетали, заиграли яркими красками у него на глазах, точно бесконечный сказочный лес.
Этой зимой их семью единожды посетила смерть: внезапно занемогла и скончалась жена Святополка. Иванушка постарался было утешить брата, хоть и почти не знал невестушку, однако Святополк, по-видимому, не искал его поддержки, и Иванушка более не заводил о том речь.
Медленно прошла долгая зима, укутывавшая землю снежным покровом, и Иванушка исцелился в этом приготовленном для него маленьком гнездышке, а ранней весной, пока снег еще не растаял, вышел на свет божий, готовый снова вернуться в мир.
Чело его было светло, очи сияли; и хотя им владела сдержанность и он часто впадал в задумчивость, он чувствовал себя бодрым, исцелившимся и сильным. «Благодаря тебе, – сказал он матери, – я заново родился».
А в Переяславле, где отныне он обретался, жизнь била ключом.
Пока остальные князья боролись за власть над златоглавым Киевом, осторожный князь Всеволод не упускал из рук Переяславля, главную из крепостей, расположенных на южной границе, и придал ему новую значимость, невиданную прежде. Конечно, не сравнить с Киевом: в Переяславле стояло всего несколько красивых церквей, а большинство зданий были деревянные. Однако этот невеликий город, окруженный прочными стенами, ныне представлял собой силу, с которой приходилось считаться. Самое главное, местная церковь была столь могущественна и столь предана патриарху Константинопольскому, что митрополиту Переяславльскому в столице Византии зачастую оказывали больше почестей, чем церковным сановникам из Киева.
Проходя по широкой главной площади и глядя на приземистую маленькую церковь Матери Божией возле княжеского дворца или на часовню, которую возводили над воротами, Иванушка ощущал умиротворение и покой. Он заходил в мастерские стекольных дел мастеров и с любовью рассматривал разноцветные витражи, предназначенные для церкви или домов знати. Он посетил мастерскую, изготавливавшую бронзовые застежки для книг, и купил одну пару для матери. В те дни он наслаждался всем, что видел.
Однако, как ни странно, не успел он исцелиться, как им стала овладевать какая-то смутная тревога. Он и сам не мог бы объяснить, в чем дело, его томило какое-то странное предчувствие. Но проходили дни, и постепенно он стал явственно ощущать, что ему грозит какая-то опасность: словно, пока землю укутывал снег, кто-то прокапывал под сугробами подземные ходы, норовя подобраться к нему поближе. Что же это могло быть?
Впрочем, поначалу он выбросил подозрения из головы, ибо отец принес ему действительно чудесные вести.
– Я добился своего, – с гордостью объявил боярин жене, – князь Всеволод теперь столь ко мне расположен, что я могу даже просить у него места для Иванушки!
А сыну он радостно сообщил:
– Ты все-таки будешь служить молодому князю Владимиру. Святополк уже вступил в его дружину и снискал славу. Теперь настал твой черед показать себя.
И Иванушка засиял от восторга. Всего два дня спустя его отец небрежно заметил:
– Кстати, пока ты недужил, твой брат заплатил всем твоим заимодавцам. Так что теперь твое доброе имя восстановлено.
Предполагая, что речь идет о Жидовине и еще нескольких, Иванушка поблагодарил отца и более о том не думал. И только на следующий день, когда мать неохотно упомянула о его долгах, он попросил показать ему список.
И тут понял, отчего его преследовало чувство опасности. Список был ошеломляющий.
Открывал его, само собой, долг перед Жидовином. Но далее следовал огромный перечень имен, от длины которого просто дух захватывало. Люди, которых он никогда не видал, из таких мест, где он бывал разве что проездом, утверждали, что он либо обокрал их, либо одалживал у них деньги. На самом деле только двое из названных давали ему в долг.
