Однако, когда молодой Александр Бобров подошел к Надежде, он не пошел дальше, а остановился и вынул из кармана маленькую коробочку.
– Это тебе подарок, – серьезно сказал он.
Удивленная девушка открыла ее и обнаружила внутри маленькое красивое пасхальное яичко, сделанное из серебра с инкрустацией из цветных камней. Оно было от Фаберже.
– Какое чудо!.. – На сей раз она была так поражена, что не находила слов. – Это мне?
Он улыбнулся:
– Конечно.
Дмитрий и Карпенко смотрели на него с одинаковым изумлением. Пусть это была одна из самых маленьких вещиц работы Фаберже, но все же гимназисту едва ли следовало делать настолько дорогой подарок. И так считали не только они одни, поскольку эта сценка привлекла внимание госпожи Сувориной. Она устремилась к дочери.
– Какая прелесть! – Она подхватила юношу под руку, и не успел Александр опомниться, как уже стоял со своим подарком перед ней на другом конце комнаты. – Однако, дорогой мой Александр, – сказала она мягко, но решительно, – Надя еще слишком мала для подобных приношений.
Александр густо покраснел:
– Если вы против…
– Я очень тронута твоим вниманием, Александр. Но она не привыкла к таким подаркам. Если ты не против, можешь передать его мне, а я вручу его ей, когда она подрастет, – ласково сказала она. И, чувствуя, что, кроме как быть вежливым, ему ничего не остается, Александр с грустью отдал ей яйцо.
Смысл был ясен. Он пытался заявить о своих намерениях, однако госпожа Суворина по какой-то причине не позволила ему это сделать. Он был смущен и унижен. И даже когда Суворин ласково обнял его и повел прогуляться по галерее, мальчик был совершенно подавлен.
Что касается Дмитрия и Карпенко, то они были вне себя от возмущения.
– Бедняжка Бобров, – усмехнулся Карпенко. – Фаберже продал ему тухлое яйцо.
А оставшаяся без подарка Наденька так и не могла понять, как ей отнестись к этому инциденту.
1908, июнь
Летом 1908 года казалось, что Россия наконец-то может вздохнуть спокойно. Волна терроризма практически сошла на нет. Жесткие меры Столыпина по отношению к революционерам возымели свое действие, а недавняя новость, что главным террористом социалистов-революционеров долгое время был полицейский агент, выставило эту партию на посмешище. Были и кое-какие признаки прогресса. Новая Дума не стала, как многие опасались, царской комнатной собачкой. Либералы вроде Николая Боброва смело выступали за демократию, и даже консервативное большинство поддерживало министра Столыпина в его планах постепенной реформы. И наконец, прекрасная погода в том году обещала хороший урожай. В сельской местности было тихо.
И именно в деревне ни с того ни с сего Дмитрию был нанесен удар, который должен был определить его судьбу.
Это Владимир предложил всем поехать в Русское. Всю весну Роза была нездорова, и Владимир с Петром уговаривали ее: «Уезжай подальше от города в летнюю жару». В конце концов было решено, что поедут Дмитрий и его друзья; Карпенко останется на июнь, а оставшуюся часть каникул проведет с семьей на Украине; Роза же постарается приехать с Петром в июле.
Дмитрий был в восторге от этого места. Замечательные проекты его дяди уже осуществлялись. Неподалеку от старого дома Бобровых теперь стояло длинное низкое деревянное строение, в котором помещался музей, а в дальнем конце – несколько мастерских. Приехали приглашенные Сувориным искусный резчик по дереву и гончар, за работой которых любили наблюдать Дмитрий и Надежда. Музей, хотя еще только формировался, уже был маленькой сокровищницей. Здесь появились традиционные прялки, искусно вырезанные расписные деревянные ложки, пряничные доски, а также чудесные вышитые скатерти с изображением необычных восточных птиц, столь характерные для этого городка. Владимир также начал собирать коллекцию местных икон, центром производства которых издавна был монастырь.
В самом доме Владимир организовал большую библиотеку и поставил рояль. Госпожа Суворина, явно скучавшая в деревне, как правило, сидела на веранде и читала, а хозяйством умело управляла Арина, чей маленький сын Ваня постоянно вертелся поблизости в ожидании, когда его позовут поиграть. Они с Надей были почти ровесниками, и забавно было видеть, как воспитанная в лучших светских традициях десятилетняя девочка с криками несется вниз по склону за крестьянским мальчиком или играет с ним в прятки в лесу за домом.
Во второй половине дня Суворин часто брал Надежду и юношей купаться на речку. Промышленник, при всех своих крупных габаритах, оказался на удивление ловким и сильным пловцом. Карпенко, как выяснилось, почти не умел плавать, но Суворин лично стал обучать его, так что вскоре юноша мог обогнать любого. Накупавшись до озноба, они отдыхали на берегу и вели бесконечные разговоры.
Промышленник был прекрасным собеседником. Он приобнимал своей огромной рукой Надежду или кого-нибудь из юношей и говорил с ними на любые темы, как со взрослыми. И именно в один из таких дней он поделился с ними, каким ему видится будущее России. Как обычно, это было к месту.
– На самом деле, все очень просто, – сказал он им. – Россия сейчас в гонке со временем. Столыпин, которого я лично поддерживаю, знает, что, пока он держит революционно настроенные массы под контролем, он должен модернизировать Россию. Если он добьется успеха, царь сохранит свой трон, если же нет… – он поморщился, – тогда хаос. Крестьянский и городской бунт, как говорили раньше. Вспомните Пугачева.
– А что должен делать Столыпин? – спросил Карпенко.
– Главным образом три вещи. Дать развиваться промышленности. Благодаря иностранному капиталу все идет хорошо. Далее, просвещение масс. Рано или поздно придет какая-то демократия, а народ к ней не готов. В этом направлении Столыпин делает успехи. В-третьих, он пытается реформировать село. – Он вздохнул. – А это, боюсь, будет нелегко.
Насколько Дмитрию было известно, в основе реформ великого министра была попытка изменить русского крестьянина. За последние два года здесь произошли важные изменения. Были полностью аннулированы платежи, причитающиеся бывшим землевладельцам, вместе со всей задолженностью. Крестьянину были предоставлены все гражданские свободы, право пользоваться теми же судами, что и любому другому гражданину империи, а также внутренний паспорт для поездок без разрешения общины, которую он теперь мог свободно покидать в любое время. Наконец, спустя полвека после отмены крепостного права крестьянин стал свободным не только теоретически, но и фактически. Но оставалась еще одна огромная проблема.
– А что же делать с общиной? – вслух удивился Владимир.
Даже теперь убыточная средневековая практика чересполосицы с периодическим перераспределением пахотных земель почти не изменилась. Российские урожаи зерна были значительно меньше, чем в большей части Западной Европы. Стремясь изменить это положение, Столыпин побуждал крестьян выходить из общины, возделывать свою личную землю и становиться независимыми. Принимались соответствующие законы, через Крестьянский банк предоставлялись «легкие кредиты». Но прогресс был медленным.
