Дойдя до самой окраины села, Роза остановилась – дальше начиналось поле. Высоко над головой, в бледном солнечном небе тянулись друг за дружкой с запада белые облака, уходя над бесконечными полями и пастбищами к фиолетовому горизонту.
Вскоре вдалеке показалась повозка. В ней сидели два человека: огромный коренастый мужчина с пышными черными усами, который держал поводья, и стройный красивый мальчик, тоже темноволосый и всего на год старше Розы. Это были казак Тарас Карпенко и его младший сын Иван.
Увидев их, Роза улыбнулась. Сколько себя помнила, она всегда играла в казаки-разбойники с сыновьями Карпенко и прочими сельскими ребятами, но с Ваней больше, чем с другими. С тех пор как несколько лет тому назад ее отец продал Тарасу кое-какую сельскохозяйственную технику, которая оправдала себя, дородный казак смотрел на семью Розы добрыми глазами.
Была и еще одна причина, по которой отец Розы снискал расположение Тараса.
Трудно было представить, что этот грузный крестьянин являлся племянником знаменитого поэта Карпенко, гравюры с тонкими чертами лица которого можно было увидеть на стенах в нескольких местных домах. Сам же Тарас чрезвычайно гордился таким родством и упоминал имя своего дяди не иначе как с придыханием и с таким же пиететом, как имя самого знаменитого украинского поэта – великого Тараса Шевченко. Поэтому, узнав, что в доме Розы есть не только экземпляр стихов Карпенко, но что ее отец искренне их любит и помнит многие наизусть, он при встрече похлопывал его по плечу, а если кто-нибудь при Карпенко заводил разговор об отце Розы, казак тут же объявлял: «Да, славный малый». Это сослужило данной семье хорошую службу – недаром мать Розы часто повторяла ей одну и ту же фразу: «Твой отец – мудрый человек».
Он действительно был мудр и очень необычен, поскольку те взгляды, что связывали его с казаком, встречались в ту пору все реже.
Ибо царское правление на Украине с каждым десятилетием становилось все более жестким. Цари любили единообразие. Правда, в их огромной империи не всегда удавалось этого достичь. В Польше и на западе Украины им приходилось мириться с католиками, а поскольку империя продолжала расширяться на восток, в Азию, они были вынуждены считаться и с растущим числом мусульман. Но, насколько это возможно, все должно было быть русифицировано. Самодержавие, православие, народность – вот основа государственной политики той поры. Таким образом, в 1863 году, будучи, как повелось, абсолютно глухим и слепым в своей деятельности, русское правительство объявило, что украинского языка, на котором говорила большая часть населения юга, не существует! В последующие годы украинский язык был под негласным запретом, и точно так же запрещены оказались книги, газеты, театры, школы и даже музыка на украинском языке. Интеллигенция говорила и писала по-русски. Что касается народа, то в то время, как на севере его образованию уделялось все больше внимания, на юге все обстояло ровно наоборот. К концу XIX века восемьдесят процентов украинцев были неграмотными. Царей это устраивало: разноголосица Украине не грозила. Поэтому неудивительно, что гордый казак Карпенко время от времени говорил отцу Розы: «Ну, друже, по крайней мере, мы с тобой вроде знаем, что к чему».
Поэтому же, проезжая мимо Розы, и он, и его младший сын Иван приветливо поздоровались с ней: Иван – со счастливой улыбкой, а Тарас – с добродушным кивком. От этого на душе Розы становилось спокойнее.
Ей нечего бояться, твердила она себе. За ней и ее родными сюда не придут.
Ибо Роза Абрамович была еврейкой.
Еще столетие назад, до того как Екатерина Великая захватила большую часть Польши, в Российской империи почти не было евреев. Однако, присоединив эти западные земли, Россия заполучила вместе с ними и большую еврейскую общину.
Откуда взялись евреи? История этой диаспоры запутана и отчасти неясна, но евреи России были родом из Германии, из средиземноморских и черноморских портов, а также, разумеется, из остатков турецко-хазарской общины, рассеявшейся по Юго-Восточной Европе. Поэтому о евреях как о чистой расе говорить не приходится.
Но все они верили в единого Бога Израиля.
И что было делать с ними? Одни считали евреев коварными, как католики, другие говорили, что они уперты, как старообрядцы. Одно было ясно: это не славяне и не христиане, и этим уже они вызывали подозрение. Как и любой нонконформистский элемент Российской империи, их сначала следовало компактно удержать, а затем русифицировать. И вот в 1833 году царь издал указ о том, что отныне расселение евреев должно быть ограничено определенной территорией – чертой оседлости.
На самом деле пресловутая черта оседлости евреев ничуть не походила на гетто. Это была обширная территория, включавшая Польшу, Литву, западные провинции, известные как Белоруссия, и большую часть Украины, а также все черноморские порты, – другими словами, земли, где уже и так проживали евреи. Цель указа о черте оседлости заключалась главным образом в том, чтобы ограничить иммиграцию евреев в традиционную, православную Россию. Но нет правила без исключения, и в таких городах, как Москва и Санкт-Петербург, существовали значительные еврейские диаспоры.
Евреи жили в основном в городах или в своих местечках – в традиционных, тесно сплоченных общинах. Обычно они говорили между собой на идише. Некоторые были ремесленниками или торговцами; многие были бедны и жили благодаря помощи своих собратьев. Но были и такие, кто, подобно дедушке Розы, уезжал в обычное село, чтобы возделывать землю.
Но все же евреи жили на свой собственный лад, и с этим надо было что-то делать. И решение сменявших друг друга царских правительств всегда было одним и тем же: «Надо их обратить в православие».
Так на протяжении десятилетий евреи и жили под этим постоянным давлением режима. Евреи платили дополнительные налоги; их собственная система общинного управления – кагал – была объявлена незаконной; их представительство на местных выборах ограничивалось несправедливыми квотами. Их допускали в систему школьного образования с тонким расчетом, что потом они примут христианство, или забирали в армию, требуя уже без всяких тонкостей обращения в православие и избивая в случае отказа. Хотя человек с еврейскими корнями мог вызывать подозрение, но стоило ему принять православие, как он, с официальной точки зрения, становился хорошим русским.
Такая политика отчасти имела успех: многие евреи действительно обращались в христианство. Что еще важнее, начался процесс их постепенной ассимиляции, ибо среди молодого поколения возникло либеральное движение Хаскала, которое утверждало, что евреи должны активнее участвовать в жизни нееврейского общества. Старший брат Розы, который был женат и жил в Киеве, растолковал ей, что к чему. «Если мы, евреи, собираемся чего-то добиться в Российской империи, мы должны получать образование в русских школах и университетах. Мы должны стать частью российского общества. Это не мешает нам оставаться евреями».
Но ее отец с большим подозрением относился к подобным высказываниям. Хотя он не разделял мнения многих ортодоксальных евреев, которые, насколько это было возможно, изолировали себя от мира иноверцев, движение Хаскала он не одобрял. «Это первый шаг вниз по скользкому склону, – твердил он. – Сначала вы ставите светское образование в один ряд с религиозным. В мгновение ока мир становится на первое место, религия – на второе. Затем вы забываете даже свою религию. И наконец у вас ничего не остается».
