Было тихо. Держась в тени, он прошел мимо церкви, мимо рыночной площади и вышел на широкую аллею, ведущую к парку и площадке для прогулок. Справа, за заборами, стояли три дома. Первый из них принадлежал Савве Суворину.
В окнах не было ни огонька. Суворины ложились рано. Оглядевшись, Попов открыл калитку и вошел во двор. Хотя дом был сложен из камня и кирпича, вход в него был довольно высоко, в сажени от земли, и к нему вела крепкая деревянная лестница с кровлей. Именно под лестницей и остановился Попов, опустив на землю свою ношу.
Этот маршрут ему пришлось проделать дважды. Во второй раз вместе с листовками и частью ручного пресса Попов принес с собой из кладовки лопату с коротким черенком.
Затем, стоя на четвереньках под лестницей Суворина, он принялся за работу.
Пока что все шло по плану. Действительно, в тот вечер он совершил только одну ошибку, о которой даже не подозревал. Потому что, выйдя из кладовой во второй раз, он не запер дверь, а только прикрыл ее. Он уже не оглядывался назад и потому не видел, что дверь снова распахнулась.
Попов работал молча. Земля под лестницей была не слишком твердой. За несколько минут он выкопал яму почти в пол-аршина глубиной. Копал размеренно, стараясь не шуметь, а потом мысленно улыбнулся.
Ему нравилась идеальная симметрия того, что он задумал. До наступления ночи Савва Суворин и Михаил Бобров нейтрализуют друг друга. Сам он будет в полной безопасности. Преступником окажется молодой Петр Суворин. Печатный станок и революционные листовки, стало быть, закопал Петр у дома самого Суворина. «Я их всех обвел вокруг пальца», – подумал Попов. Мысль была чересчур литературной, но он не мог не оценить ее.
Правда, еще оставались кое-какие мелочи. Например, молодые Григорий и Наталья. Для них у него не было никакого особого плана. Но они были совершенно безопасны. Они знали только, что листовки им дал Петр Суворин.
Нет, план был безупречен: он, Евгений Попов, был бесконечно выше их всех.
Когда яма была уже почти в аршин глубиной и дальше копать не имело смысла, лопата ударилась обо что-то твердое, и Попов, нагнувшись, нащупал гладкую округлую поверхность. Он с удивлением соскреб землю с непонятного предмета, обкопал его и через минуту-другую вытащил наверх. Это был череп.
Одному Богу известно, как он здесь оказался. Попов внимательно осмотрел череп, едва различимый во тьме. Попову хватало знаний, чтобы отметить, что скорее это череп монгола, чем славянина. Может, татарина? Он пожал плечами. Почему череп похоронен в земле у дома Суворина, представить было невозможно.
Наконец печатный станок и пакет с листовками были опущены в яму. Попов набросал сверху земли и прихлопнул ее ладонью. Затем, прихватив с собой череп, он выскользнул наружу и направился обратно к складу.
По пути он свернул за угол, где был небольшой заброшенный колодец. Туда Попов и бросил череп, услышав, как тот плюхнулся в воду. Так череп Петра-татарина, на чьи деньги и по чьей милости был основан монастырь, нашел себе новое пристанище в подземных водах Русского.
Наталья и Григорий до темноты провели время в разговорах возле барака общежития. Она рассказала ему о словах отца, но заверила: «Батюшка скоро передумает». Но вообще, насколько она могла судить, Григорию было наплевать на мнение ее отца. На поприще любви она преуспела так, что юноша теперь не думал ни о чем ином, кроме Натальиного тела. Поэтому, когда с наступлением сумерек она предложила ему найти какое-нибудь укромное местечко, он не стал возражать.
Для молодых пар было привычно в теплые летние месяцы искать уединения где-нибудь в лесу за городом. Они как раз направлялись к переулку, который вел из Русского, когда, проходя мимо склада, заметили, что дверь маленькой кладовки открыта. Заглянув внутрь, они, к своему удивлению, обнаружили там несколько связок соломы, и Наталья решила, что лучше места им не найти. Всего за несколько секунд она устроила в углу ложе из соломы, позвала Григория и закрыла дверь. Скоро, сказала она себе, очень скоро она забеременеет, а там и под венец.
Добравшись до склада, Попов сразу направился в главное помещение. Он быстро вылил масло на заготовленные факелы, поджег один из них и прислонил к основной кипе соломы. Один за другим он зажег остальные факелы и бросил на связки соломы, разложенные вдоль стен. У него осталось два факела – с ними он побежал к кладовой.
Он даже не представлял себе, насколько быстро пламя охватит помещение. В кладовую он положил солому для того, чтобы в ней, запертой, невозможно было бы потушить огонь. Но когда он добрался до нее, пламя уже лизало стропила главного помещения. Надо было поторопиться. Открыв дверь, он поспешно зажег факелы и бросил их на ближайшую связку соломы. Захлопнув дверь, он запер ее на ключ. Ему и в голову не пришло посмотреть, что там внутри, иначе бы он увидел в углу молодую пару, лишь несколько минут назад погрузившуюся в сон.
Держась тени от домов и деревьев, он быстро покинул город. Пора было возвращаться в Боброво.
Старший Бобров один сидел в гостиной. Наверху Николай крепко спал, за что Михаил благодарил Бога. Потому что, если бы в этот момент сюда вошел его сын, отец едва ли смог бы посмотреть ему прямо в глаза.
Владелец имения провел наедине с самим собой несколько ужасных часов. Он сделал так, как советовал молодой Борис, – собрал вещи Попова. Затем он сам перенес их вниз и сложил во дворе. И вот теперь оставалось одно – ждать.
Что же он натворил? Ничего, сказал он себе. Романовы ведь собирались схватить Попова и отправить его во Владимир. Именно это они и сказали, не так ли? Он довольно долго цеплялся за нелепый самообман, пока наконец с отвращением к самому себе не признался: он заплатил им за убийство молодого человека. И это была чистая правда. У него не было сомнений в том, что Попов уже мертв.
Убийство. Он вспомнил то время, почти двадцать лет назад, когда его так и подмывало убить Пинегина под Севастополем. Тогда он был в душе убийцей, но не пошел на это. Неужели с тех пор он стал менее нравственным человеком? Или просто на сей раз у него были исполнители? Полный страха и отвращения к самому себе, он в конце концов обхватил голову руками и прошептал:
– Господи боже мой, что же я наделал?
Вскоре после полуночи он со смешанным чувством удивления, облегчения и ужаса услышал шаги, поднял глаза и увидел, что перед ним стоит Попов и с любопытством смотрит на него.
Михаил так и остался сидеть в кресле с открытым ртом.
На обратном пути у Попова не было никаких неожиданностей. Чтобы не попадаться на глаза, он выскользнул из Русского с той же, противоположной городским воротам стороны. К тому времени как он добрался до реки, он уже видел красное зарево над крышами и слышал крики. Поэтому, вместо того чтобы пересечь главный мост и открытое пространство у монастыря, он решил пойти по тропинке через родники, спуститься вниз по берегу извилистой речки и пересечь ее по пешеходному мостику у Боброво. В обход было далеко, зато ему не встретилось ни души.
