Письмо встревожило Попова, но он привык скрывать свои мысли и чувства и теперь чуть ли не приветливо улыбнулся трем мужчинам в комнате.
Михаил Бобров не стал рассусоливать. С нескрываемым отвращением он рявкнул Попову:
– Ваша игра окончена! Суворин нашел ваши листовки!
И в нескольких словах он суммировал то, что сказал Савва.
– Ваши комментарии мне не нужны, – презрительно заметил Михаил, – потому что знаю, что вы будете лгать. Но до рассвета вы покинете мой дом, поэтому собирайтесь.
Однако как же хладнокровен был этот молодой монстр. Он даже бровью не повел, – напротив, он все еще улыбался, когда спокойно ответил пораженному Михаилу:
– Зачем? Я уже сказал вам, что уеду, когда захочу.
– Вы уедете завтра.
– Полагаю, что нет.
– У вас нет выбора. Суворин вас арестует.
– Допускаю, – пожал плечами Попов. – Я вижу, что вы все напуганы. Но право, вам не стоит волноваться. Все обойдется. – Он зевнул. – Я что-то слишком устал, чтобы ужинать. Кроме того, мне нужно написать письма. Но завтра к вечеру я точно проголодаюсь. Я действительно пробуду еще здесь некоторое время, – вежливо сказал он, повернувшись к Боброву, и пошел наверх.
На несколько секунд все трое потеряли дар речи. Это был какой-то абсурд. Затем Тимофей Романов беспомощно посмотрел на Михаила и спросил:
– Что же нам теперь делать?
Евгений Попов сидел в своей комнате и размышлял. Его спокойный отказ уехать был отчасти блефом. После тревожного утреннего письма и угрозы Суворина не оставалось никаких сомнений, что пора в путь. Но он не мог позволить этому глупому дворянчику и этим проклятым крестьянам – или даже Савве Суворину – помыкать им, Евгением Поповым. Он был революционером, стоящим намного выше их.
Так что же ему теперь делать? Во всяком случае, Попов всегда оставлял себе пути к отступлению: он был предрасположен действовать в двусмысленных ситуациях и, что бы ни замышляли эти люди, был уверен, что сумеет их перехитрить. Несколько минут он обдумывал свое положение, затем на его лице появилась улыбка. Подойдя к запертому ящику в изножии кровати, он достал оттуда рукописный документ. Затем, сидя за столиком у окна и постоянно сверяясь с этим документом, он начал выводить на чистом листе бумаги буквы и слова, что постепенно вернуло ему чувство уверенности. А потом, взяв новый лист, он начал аккуратно заполнять и его.
Спустя какое-то время он услышал, как кто-то крадется по коридору и останавливается у его двери. Затем кто-то вставил ключ в замок и тихо повернул его.
Попов только пожал плечами. Стало быть, они вознамерились сделать его пленником. Он продолжал писать.
Прошло двадцать минут. Он написал два письма, потом короткую записку. Внимательно перечитав их и не найдя ошибок, он встал.
Затем он подошел к шкафу и достал оттуда крестьянскую одежду, в которой работал в поле, а также крестьянскую шляпу, закрывавшую его рыжие волосы. Полностью переодевшись, он попробовал открыть дверь. Действительно, дверь была заперта. Он подошел к окну и выглянул наружу. Окно открылось лишь настолько, чтобы он мог высунуть голову и одну руку; но если бы он попытался вылезти, ему пришлось бы выломать окно из рамы, а затем спрыгнуть с высоты в семь аршинов на твердую землю. Однако, осмотревшись, он понял, что окно комнаты Николая всего лишь третье отсюда. Он вынул из кармана мелкую монетку и бросил ее, потом еще одну. После того как четвертая монетка звякнула о стекло, из окна высунулась взъерошенная голова его друга.
– Привет, Николай, – сказал он. – Меня тут заперли. Помоги выбраться.
Поначалу, как показалось Михаилу, всем было ясно, что надобно сделать. И так бы оно и было, если бы не Борис.
Достаточно было нескольких слов, которые прошептал ему сын, чтобы растерявшийся Тимофей осознал наконец, какая опасность грозит Наталье из-за листовок. А осознав, он был готов на все.
Конечно, в их интересах было, чтобы они сами занялись всем этим делом.
– Я не хочу, чтобы Попов разговаривал с посторонними – или даже с моим собственным кучером, – откровенно признался Михаил, – потому что неизвестно, что этот проклятый гость может сказать про нас.
Поэтому было решено, что еще до рассвета оба Романова приедут на своей телеге, заберут рыжего смутьяна и отвезут его во Владимир.
– Есть у меня крепкая дубина, – заметил Тимофей, – а заартачится – привяжем его к телеге.
– Когда приедете во Владимир, посадите его на московский поезд. И не уходите, пока не убедитесь, что он уехал.
Так они исполнят поручение Суворина, и после этого, как истово надеялся Михаил, он никогда больше не увидит этого отвратительного человека.
Тут ему и пришло в голову, что, пожалуй, надо бы запереть Попова в его комнате. На то, чтобы взять ключ и подняться наверх, ушло несколько минут. Однако, спустившись вниз, он с удивлением обнаружил, что оба Романова выглядят так, словно они о чем-то сговорились отдельно от него.
Это была инициатива Бориса.
Остротой ума он явно превосходил обоих, уже немолодых мужчин. Он не терял надежды заполучить от помещика хоть какие-то деньги, а план Боброва и вправду не решал проблему до конца. Рассуждения Бориса были просты.
– Ну что уж долго говорить, Михаил Алексеич, сами же видели, что это за человек. Ему ни закон, ни Савва Суворин не указ. А коли так, то какой смысл сажать его на поезд до Москвы? Он на следующей станции слезет, да и вернется к нам через день-другой.
Михаил подумал, что такое вполне реально.
– Но что мы можем сделать? – спросил он.
– Да тут ведь как, – помолчав, холодно сказал Борис, – боязно мне за сестрицу-то мою. Кабы у нее приданое было, она разве связалась бы с этим Григорием? А все потому, что долги у папаши.
И он с вежливой многозначительностью посмотрел на Боброва:
– Вы к нам всегда добрые были. И мне, и Наталье образование дали. Помогли бы еще разик, ваше благородие?
Михаил нахмурился:
– Что ты имеешь в виду?
– Может, нам черта этого, Попова, так очень далеко спровадить, чтобы он больше и не беспокоил нас?
– Очень далеко?
– Да, ваше благородие. Очень далеко.
Михаил почувствовал, что у него по спине побежали мурашки. Такое предложение было просто немыслимо. И все же – чего уж там греха таить – искушение было велико. В эту минуту ему больше всего на свете хотелось навсегда избавиться от этого чертова гостя.
– Я бы никогда себе этого не простил… – начал он.
– Конечно, воля ваша, – спокойно ответил Борис, – отвезем его во Владимир. И он внимательно посмотрел на Михаила. – А его, поди, ведь и не ждет никто?
– Никто.
Последовала долгая пауза. Потом Михаил покачал головой.
