Такой шанс представился ему довольно неожиданно, в воскресенье. Причиной тому была Анна Боброва.
Михаил посещал церковь только по великим праздникам, но жена его ходила туда каждое воскресенье, иногда по два раза; и Николай, когда приезжал сюда, обычно сопровождал ее. Однако весь этот месяц он, к ее огорчению, оставался дома, ссылаясь на свою занятость. Но самое страшное случилось в то утро, когда она спросила:
– Мне опять одной, без тебя идти в Русское?
Николай раздраженно повернулся к ней и в присутствии Попова сказал ей жестким тоном:
– У меня нет времени на тебя с твоим Богом, есть дела и поважнее.
Анна была так потрясена и обижена, что Михаил надел пальто и сам пошел с ней. В тот же день он решил, что надобно объясниться.
День клонился к вечеру, когда Михаил, войдя в гостиную, обнаружил там двух молодых людей. За окнами уже начало смеркаться, и Николай, который рисовал своего друга, как раз закрывал альбом для набросков. Тихо войдя, Михаил зажег лампу на круглом столе, взял журнал и удобно устроился в кресле. Он кивнул Попову, который задумчиво смотрел в сторону парка, а потом сказал Николаю как можно доброжелательней:
– Я, конечно, извиняюсь, но сегодня утром ты сильно обидел свою матушку.
Упрек был заслуженным, но, вместо того чтобы признать свою вину, Николай только повернулся и воззрился на него. Затем совершенно неожиданно расхохотался:
– Ты имеешь в виду, что я не сходил в церковь? – Он покачал головой. – Церковь – это просто трактир, где люди пьянеют от религии. Если понадобится захмелеть, я лучше водки выпью.
Михаил вдохнул и выдохнул. Он не был шокирован. Со времен Просвещения едва ли можно было найти хоть одного образованного человека, который бы никогда не сомневался в Боге и церкви. Но зачем Николаю понадобилось быть таким жестоким?
– Ты можешь не верить в Бога, не оскорбляя свою мать, – раздраженно заметил он. – И пока ты живешь в этом доме, веди себя с нею вежливо. Надеюсь, это понятно.
Высказавшись, он сердито вернулся к своему журналу и решил, что разговор окончен.
Поэтому он был весьма удивлен, когда Николай вдруг заговорил. Казалось, что этот маленький инцидент вызвал у молодого человека желание выпустить наружу некоторые из мыслей, которые он носил в себе последнее время. И теперь, снисходительно повернувшись к отцу, он заметил:
– Вы, наверное, никогда не слышали о философии Фейербаха?
Михаил как раз слышал об этом философе, модном среди радикально настроенных умов, однако вынужден был признаться, что никогда его не читал.
– Если бы прочли, – холодно сказал Николай, – то знали бы, что ваш Бог – не более чем проекция человеческих желаний. Ни больше ни меньше. – Он с сочувствием посмотрел на отца. – Вам нужны Бог и Церковь, потому что они принадлежат к обществу прошлого. В обществе будущего мы больше не будем нуждаться в Боге. Бог мертв.
Михаил отложил журнал и с интересом посмотрел на сына.
– Если Бог мертв, то кем или чем ты его заменишь? – спросил он.
Николай нетерпеливо посмотрел на него:
– Наукой, конечно. Наука доказала, что Вселенная материальна. Неужели вы не понимаете, что все можно объяснить физическими законами? Нет никакого Бога, дергающего за ниточки, – это просто суеверие. Это все равно что считать Землю плоской. Но наука, и только наука, делает людей свободными.
– Свободными?
– Да. Каждый сам себе хозяин. В России основанная на суеверии Церковь поддерживает самодержавного царя, а обездоленный народ во тьме влачит рабское существование. Но наука сметет все это, и тогда, – убежденно заключил Николай, – наступит новый мир.
– И что это за мир? – поинтересовался Михаил.
– Совсем не похожий на ваш, – прямо сказал ему Николай. – Мир правды и справедливости. Мир, где люди делятся между собой плодами своего труда и где все равны. Мир без эксплуатации человека человеком.
Михаил задумчиво кивнул. Он понимал, что за всем этим стоят благородные мотивы, но все же не мог не заметить:
– Твой новый мир кажется мне немного похожим на христианское Царствие Небесное.
– Вовсе нет, – быстро ответил Николай. – Ваш христианский рай – это выдумка. Он существует в несуществующей загробной жизни. Это иллюзия, обман. А новый, научный мир будет здесь, на земле, и люди будут жить в нем.
– Значит, ты ни во что не ставишь мою надежду на Царствие Небесное и считаешь мою религию обманом?
– Именно так.
Михаил задумался. Он не возражал против желания своего сына построить рай на земле, даже если сам не мог в это поверить. И все же ему казалось, что в аргументах Николая есть какой-то изъян.
– Ты говоришь о новом мире, где не будет эксплуатации, – закинул он удочку. – Еще ты говоришь, что Бога нет. Но скажи мне вот что: если Вселенная материальна, если мне не грозит ад и не светит надежда на рай, тогда зачем мне утруждать себя тем, чтобы быть добрым к своему ближнему и делиться с ним плодами своего труда? Если мне больше нечего ждать в грядущем, разве я не стану эксплуатировать ближнего в материальном плане, дабы заполучить все, что мне нужно?
Николай посмотрел на Попова и снисходительно рассмеялся.
– Вы ведь ничего не понимаете, так? – заметил он свысока. А потом холодно добавил: – Боюсь, мне больше нечего вам сказать.
Михаил грустно посмотрел на сына. Он ведь спросил Николая совсем о другом, он даже готов был не обращать внимания на грубость. Они и раньше часто и горячо спорили. Но что-то в тоне этой последней сыновней отповеди сильно встревожило его. Он чувствовал, что их пути как-то уж совсем разошлись.
Михаил повернулся к Попову.
– Может быть, вы просветите меня? – тихо сказал он.
– Попробую, – пожал плечами Попов. – Все очень просто. Вы не можете понять, потому что вы – продукт старого мира. Ваше мышление настолько обусловлено вашим обществом, что вы не можете представить себе моральный мир без Бога. В новом мире, где общество будет организовано иначе, люди будут другими. – Он холодно смотрел на Михаила своими зелеными глазами. – Это похоже на теорию эволюции Дарвина – некоторые виды не приспосабливаются и вымирают.
– Значит, те, кто думает так же, как я, больше не будут существовать? – спросил Михаил.
И тут Евгений Попов выдал одну из своих редких улыбок.
– Вы и так уже мертвы, – просто сказал он.
И почему-то при этих словах Николай вдруг вскочил и, побледнев, выбежал из гостиной.
Михаил Бобров был так встревожен этим разговором, что постоянно искал возможности побыть с сыном наедине. Никогда прежде у него не было чувства, что им больше нечего сказать друг другу. «И я не могу так это оставить», – подумал он. Однако только через два дня ему представилась возможность пообщаться с Николаем.
