Как легко это оказалось. Может быть, думал Пинегин, было бы еще лучше, если бы она хотя бы немного любила мужа. Но к мужу она никакой нежности не испытывала, и потому не имело смысла об этом жалеть.
Возвращение в Русское вызвало у него странное чувство. «Приезжай, милый мой. Я вернусь через несколько дней и присоединюсь к вам. Прошу тебя, развлеки, позабавь дам, пока меня не будет». Так сказал ему Алексей. Трясясь на ухабистой дороге, Пинегин пожимал плечами. Как странно, что они столкнулись вот так на улице, когда он собирался в отпуск в Москву. Но с другой стороны, для человека, который верит в судьбу, нет ничего удивительного.
Прошло семнадцать долгих лет: семнадцать лет военных кампаний в далеких краях, приграничных крепостях и заставах на отдаленных рубежах. Часто ему угрожала опасность, и он всегда сохранял хладнокровие, оберегаемый судьбой. Впрочем, несмотря на героизм, высокие воинские начальники всегда могут забыть о тебе, раздавая чины. Богатый человек, муж Ольги, наверняка не был бы обойден чинами, но Пинегин по-прежнему оставался капитаном. Возможно, когда-нибудь его повысят до майора. Но что-то в нем – может быть, его отстраненность и тяга к одиночеству – заставляло сомневаться, что его ждут повышения по службе. Казалось, он предпочитает не считаться ни с чем, кроме собственного мнения.
Семнадцать долгих лет. После турецкой кампании 27-го года он потерял Алексея из виду. Но даже в отдаленных гарнизонах до него доходили вести о Бобровых. Он знал, что Ольга снова вышла замуж. Он слышал о возвращении Сергея из ссылки; читал его сочинения, когда они появлялись в печати. Он получил известие о женитьбе Сергея на генеральской дочке, а один его приятель по его просьбе прислал ему бегло исполненный портрет жены поэта Боброва. Он слышал, что они потеряли ребенка. И эти детали жизни семьи, которая нанесла ему столь глубокое оскорбление, он неизменно, бесстрастно сохранял в памяти, словно складывая в арсенале оружие, запираемое под замок, но на всякий случай тщательно натачиваемое и полируемое.
Дело в том, что Пинегину, верившему в судьбу, оставалось только ждать воли богов, которые в нужный час ниспошлют ему знак. Узрев же этот знак, он будет пребывать в полной готовности. А сейчас, совершенно точно, этот миг настал: и с ледяным спокойствием Пинегин принялся воплощать свой замысел. План был весьма прост и неумолим. Он отплатит обидчику той же монетой, он его унизит. Он соблазнит жену Сергея.
Ведь Пинегин, как заметил когда-то Алексей, был человек очень опасный.
Весь остаток дня Миша гадал, как, черт возьми, поступить. Он любил своего дядю Сергея. Он просто не мог оставить все, как есть, и смотреть на то, как гость заводит интрижку с его женой. К тому же, если учитывать, что Пинегин пробыл в усадьбе совсем недолго, их роман вряд ли успел зайти слишком далеко.
Поэтому вечером, пока все остальные сидели на веранде за картами, он нашел предлог погулять вдвоем с Пинегиным и вместе с ним пройтись по аллее. Он изо всех сил старался быть вежливым и даже любезным. Однако, когда они приблизились к тому месту, где Пинегин целовал Надю, Миша спокойно заметил:
– Знаете, я ведь заходил сюда днем.
Пинегин промолчал, только бросил на него искоса задумчивый взгляд, как ни в чем не бывало попыхивая трубкой.
– Я почти не знаю свою тетю, – тихо продолжал Миша. – Разумеется, дядя на все лето оставил ее здесь одну. И может быть, я неверно истолковал то, что увидел. Однако вы понимаете, господин Пинегин, что в отсутствие моего отца и дяди я вынужден попросить вас обещать мне, что вы не совершите ничего, что навлекло бы бесчестие на нашу семью.
Пинегин по-прежнему попыхивал трубкой и молчал.
Этого молодого человека он не принимал в расчет. Главным для него было осуществить свой замысел. Он даже оставил на волю судьбы вопрос о том, узнает ли Сергей о его мести. Если узнает – что ж, тем лучше: Пинегин не боялся последствий. Но молодой Миша оказался случайным свидетелем, которого боги почему-то включили в эту сцену, и вот, пожалуйста. Разумеется, молодой человек выдвинул абсолютно корректное требование. Капитан полагал, что Миша вел себя безупречно, и думал, что делать дальше.
Он медленно повернулся и снова зашагал по аллее к дому, рядом с Мишей.
– Я ничего не имею против вас, Михаил Алексеевич, – наконец заметил он. – То, что вы сказали, вполне разумно. Не стану уточнять, верно или неверно истолковали вы увиденное, но, думаю, вам более не следует беспокоиться. Пожалуйста, отложите попечение.
Приняв это за обещание, Миша удовлетворился услышанным.
Поэтому он был потрясен, когда, рано встав на следующее утро, увидел, как Пинегин выходит из комнаты Нади.
Спустя час он вызвал его на дуэль.
– Боюсь, я не смогу принять ваш вызов.
Миша изумленно уставился на него:
– Простите?
– Я отказываюсь от дуэли, – невозмутимо произнес Пинегин.
– Вы отрицаете, что соблазнили жену моего дяди здесь, в этом самом доме?
– Нет.
– Могу я спросить, почему вы не принимаете моего вызова?
– Потому что не желаю с вами драться.
Миша пребывал в совершенной растерянности.
– Тогда я вынужден назвать вас трусом.
Пинегин поклонился:
– А вот это, Михаил Алексеевич, уже веская причина, по которой я не откажу вам в поединке. – Он помолчал. – Вы согласны на дуэль в назначенное мною время?
– Как вам будет угодно. Чем скорее, тем лучше.
– Я дам вам знать, когда буду готов с вами стреляться. Может быть, на будущий год. Но обещаю вам, наша дуэль состоится.
И с этими словами он ушел, оставив Мишу совершенно озадаченным.
«И что же мне, черт возьми, прикажете теперь делать?» – подумал молодой человек.
Этим утром, в десять часов, в Боброве произошло незначительное событие, которого почти никто не заметил.
Илья Бобров медленно спустился по лестнице, нахлобучил на голову большую широкополую шляпу, взял массивную трость и вышел из дому, никого не предупредив. Спустя некоторое время крестьяне с удивлением увидели, как грузный, неповоротливый барин, пыхтя, ковыляет мимо, с покрасневшим от непривычных усилий лицом, но с выражением самой мрачной и непреклонной решимости. Никто никогда не замечал, чтобы он ходил вот так прежде. Пройдя по деревне, он свернул на тропу, которая, петляя по лесу, вела в монастырь. Свидетели слышали, как на ходу он несколько раз бормотал себе что-то под нос.
Никто в последнее время не обращал на Илью особого внимания. Если он и казался более рассеянным, чем прежде, если иногда в поведении и словах его проскальзывали нотки отчаяния, Татьяна объясняла это переутомлением от тяжкого труда и более об этом не задумывалась. Поэтому она не знала, что после нескольких утомительных попыток воплотить свой великий замысел ее сын переживал творческий кризис и находился на грани нервного срыва. Всю предыдущую ночь он провел без сна; и если бы кто-нибудь встретил Илью, когда он шел по лесу, то заметил бы, что глаза его, обычно безмятежно глядящие на мир, теперь были неподвижно, с безумной одержимостью устремлены на нечто, видимое лишь ему одному, на некую единственно важную во всей вселенной цель, достичь которой было делом жизни и смерти. Он напоминал измученного паломника в поисках Святого Грааля.
