А отсюда следует мое второе возражение. Твои планы переустроить Россию все исключительно рациональны. Они выглядят логично, разумно, ясно и точно, обоснованно. Вот почему они не имеют никакого отношения к реальной жизни.
Россию никогда не удастся подвигнуть на изменения призывами к разуму. А Западу этого не понять. Глубинная слабость Запада, как мы ее видим, заключается в том, что он не осознает: чтобы побудить Россию к чему-то, надобно растрогать ее сердце. Сердце, Илья, а не ум. Вдохновение, осмысление, страсть, энергия – все они рождаются в сердце. Наше понимание святости, истинной справедливости, общности суть ценности духовные: их нельзя облечь в форму законов и правил. Мы же не немцы, голландцы или англичане. Мы – часть Святой Руси, которая неизмеримо превосходит все эти чужеземные державы. Я, интеллектуал и европеец, как и ты, говорю это тебе.
– Выходит, ты поддерживаешь новое движение, которое настаивает, что у России собственная судьба, отличная от остальной Европы, движение, которое принято именовать славянофильским, я правильно понимаю? – заметил Илья. Он недавно читал что-то об этом философском течении.
– Да, – ответил Сергей, – и уверяю тебя – это единственно возможный путь.
Наконец, завершив споры о судьбах России, братья тепло обнялись и разошлись по своим комнатам.
На следующий день, около одиннадцати часов, Сергей отбыл на Украину.
Прогуливаясь этим августовским утром по Владимиру, Алексей Бобров пребывал в недурном расположении духа.
Как раз перед тем как уехать из Русского, он получил письмо от сына Миши, в котором тот объявлял, что навестит своих родных в Русском по пути из полка в Санкт-Петербург. «Он приедет в то самое время, когда я вернусь, – с удовольствием подумал Алексей. – Как же удачно все складывается».
Лето прошло неплохо. Чертов Савва Суворин сидел тихо. В имении, несмотря на недород, поразивший обширные земли губернии, все ожидали отличного урожая. В деревне состоялась свадьба: дочь Арины, Варя, вышла за молодого Тимофея Романова, товарища детских лет Миши. Алексею нравилась эта пара. Романовы всегда относились к господам с почтением. Он проявил особый интерес к предстоящему браку, простил новобрачным оброк целого года и весьма насладился ролью доброго барина, благословляющего жениха и невесту на свадьбе. Что бы ни говорил Илья, вот как все должно происходить в России.
Кроме того, у Алексея было много дел в уезде. Он подвизался в должности помощника предводителя дворянства, и в обязанности его входило главным образом содержать в порядке дворянские родословные книги уезда. При этом у него появлялось ощущение, что он участвует в жизни уезда и губернии, а теперь, располагая свободным временем, он стал наносить многочисленные визиты соседям-помещикам – «на всякий случай, чтобы поддерживать отношения», как он выражался.
Он был приятно удивлен, познакомившись с женой Сергея. «Поразительно, – думал он, – как эта столь здравомыслящая женщина вышла за Сергея?» Он обнаружил, что мнения их по большинству вопросов совпадают, и, хотя он был слишком хорошо воспитан, чтобы допытываться, так ли это, но, судя по отдельным сделанным ею намекам, у нее не было никаких иллюзий относительно сочинительства супруга. «Признаюсь, – поделилась она с ним сокровенным на прошлой неделе, – выходя за Сергея, я не сознавала, что он только и делает, что непрестанно кропает стишки. Я-то думала, что он занят еще чем-то». – «Должно быть, это стало для бедняжки испытанием», – решил он.
Жаль, что Татьяна и Илья, по-видимому, не слишком-то с нею ладили. Однако она изо всех сил старалась быть любезной с ним, Алексеем. «Я и вправду думаю, что со стороны Сергея нелюбезно было оставлять меня одну вот так, в сельской глуши, – посетовала она в беседе с Алексеем, – где и заняться вовсе нечем». А потом она мило ему улыбнулась: «Я так рада, что вы иногда составляете мне компанию».
Во Владимир Алексей в это утро заехал по пути к соседу-помещику, у которого собирался погостить несколько дней. Он только что побывал у губернатора и хотел помолиться в главном городском соборе. И разумеется, он и не думал встретить знакомца, когда вдруг остановился, распахнул объятия и воскликнул: «Сколько лет, сколько зим! Что ты тут делаешь? Не навестишь ли нас?»
Он столкнулся с Пинегиным.
Вечер в кругу семьи прошел восхитительно. Миша был так рад вернуться домой. Он приехал в Боброво на несколько дней раньше, чем его ожидали, и был очень доволен тем, что застал в родовом гнезде Сергея с женой Надей. Она была лишь немного старше Миши и показалась ему очень хорошенькой.
Нетрудно было догадаться, почему юного Мишу Боброва столь любили в полку. Хотя он напоминал своего отца, Алексея, сразу же заметны были и различия между ними. Миша был пониже Алексея, более коренаст и приземист. Интеллектуально он значительно превосходил отца. Он любил проводить время со своим дядей Ильей за бесконечными разговорами обо всем на свете. «И хотя я не прочитаю и сотой доли того, что прочел он, мне по нраву думать, что я перенял немного его учености», – любезно повторял он. И наконец, по характеру он был оптимистичен и открыт, и потому даже Алексей однажды заметил в беседе с Татьяной: «Откровенно говоря, он – лучший отпрыск нашей семьи. Я первым это признаю». Он унаследовал от своего деда специфический жест, нежное, ласкающее прикосновение, которым он дотрагивался до руки собеседника или приглашал его войти к себе в комнату. Даже мрачное настроение, что иногда овладевало Алексеем, рассеивалось при виде сына.
По давней привычке, Миша провел первый день по приезде, навещая всех своих близких. Час он просидел у бабушки. Остаток утра проговорил с Ильей. Он обнаружил, что дядя его пребывает в странном, взволнованном состоянии, но приписал это его нынешней работе над книгой. Еще он побывал в деревне, поцеловал Аришу и навестил своего друга детства Тимофея Романова и его жену Варю. Коротко говоря, Миша вернулся домой, и все в мире было прекрасно.
Любопытство вызывал у него гость, Пинегин. Он смутно помнил его по своим детским годам: тогда, как и сейчас, тот ходил в белом мундире и обыкновенно курил трубку. Теперь Пинегин перешагнул сорокалетний рубеж, но мало изменился, вот разве что морщинок в уголках глаз стало больше да светло-русые волосы поседели и приобрели серо-стальной оттенок. Он поприветствовал Мишу с дружелюбной, хотя и сдержанной, улыбкой, а Миша только подумал о нем: «Ага, вот и еще один тихий, одинокий офицер из какой-нибудь приграничной крепости». Он с удовольствием отметил, что Пинегин очень любезен с женой Сергея, что он подолгу сидит с нею и с Татьяной на веранде, развлекая их всевозможными историями, или сопровождает на прогулке, если Наде хотелось побродить по окрестностям. В конце концов, именно так и должен вести себя гость дворянского семейства.
И потому, на второй день решив погулять вместе с ними и подойдя к ним на аллее за домом, Миша был потрясен, когда застал их врасплох: они стояли на поляне неподалеку от парка и Пинегин сжимал Надю в объятиях.
Миша стоял неподвижно, безмолвно, не в силах поверить своим глазам. А Надя и Пинегин все целовались и целовались.
