Если бы Павло не свалила с ног лихорадка, он бы, конечно, уехал со своим господином Мазепой. И тогда либо оказался бы в бегах, либо на виселице.
Но когда проверяющие офицеры обнаружили Павло в Переяславле, его персона вызвала подозрения, и о нем было доложено самому Петру. Ответ был краток и однозначен:
Этот офицер однажды доставил мне письмо. Он входил в окружение Мазепы, потому ему нет веры.
Лишить его всех имений и вместе с прочими пленными отправить в Санкт-Петербург.
И теперь, как и сотни таких же несчастных, он рыл канаву. А Прокопий Бобров тем временем шел его разыскивать.
«И что, черт возьми, я буду делать, если его найду?» – размышлял он.
Ситуация была весьма щекотливая. Он, конечно, мог оставить без ответа мольбу девчонки о помощи. Но нет – их семьи дружили и… к тому же ему было совестно. Что предпринять? Просить царя о помиловании? Он не смел. Петр мог простить многое, но не предательство. Одного имени Мазепы было довольно, чтобы вызвать бурю гнева.
Возможно, Прокопию удастся подкупить бригадира? Это было рискованно; кроме того, казаку было слишком многое известно о связях его семьи с раскольниками.
Прокопий еще не знал, как он поступит, но ему совсем не хотелось, чтобы девчонка за ним подсматривала!
Вот то самое место. Он посмотрел вниз, в канаву, оглядел лица работавших там мужиков. Но никто из них даже отдаленно не напоминал Павло.
Он кликнул бригадира и постарался описать казака. Бригадир кивнул:
– Да, сударь, все верно, был у нас такой. Секли его вчера.
– За что?
– Да разболтался он с какой-то… какой-то девкой.
– Ясно. Значит, сегодня его здесь нет?
– Нету, сударь.
– А завтра что, будет?
– Да… навряд и завтра.
Прокопий внимательно на него посмотрел.
– Хлипкий он; я думал, крепче будет, – пробормотал бригадир.
– Что ж он… помер?
– Точно так. Помер. Но беда-то невеликая?
О да, беда была невелика.
И в самом деле, едва ли кто это заметил бы. Ибо историки не могут назвать точного числа тех, кто умер от болезней, тягот и голода во время строительства Санкт-Петербурга, наверняка десятки, а некоторые утверждают, что и сотни тысяч.
Другое утро, уже гораздо более теплое, два дня спустя.
Легкий ветер волнует невские воды, поднимая чешуйчатую зыбь, как на море, раскинувшемся вдали.
Марьюшка наконец уезжала. С известием о судьбе Павло словно разорвалась последняя нить, связывавшая ее с прошлым. Она знала, что теперь ей остается надеяться лишь на будущее. Какое будущее и на что надеяться? На себя, на счастье с мужем. Но что значит «счастье» в такой огромной стране, как Россия?
Высоко в небе плыли облака. Весь день был наполнен удивительным жемчужным сиянием. Дальше к востоку за Петропавловской крепостью высоко над водой парили три чайки, кружа в небе. Когда птицы поворачивали, их тела, казалось, озарялись неземным переливающимся светом.
Ее взгляд бесцельно скользил по Неве. В этот момент она почему-то ощутила присутствие отца. Старый Даниил. Мысль о нем вызвала улыбку.
Но улыбка исчезла. В лицо ударил порыв ветра, и, когда Марьюшка вгляделась в геометрически выверенную громаду этого могучего города, оттуда словно поднялся некто, чтобы противостоять ее отцу, пугающий, зловещий, как монгольский хан древних времен.
И тут Марьюшка воочию увидела его.
Огромное солнце, слепящее глаза – и все же холодное как лед. Оно неумолимо поднималось из вод северного моря на бескрайнем русском небосводе. Девушка чувствовала, что своими смертоносными лучами оно может иссушить всю кровь в ее теле.
И после этого видения она поняла, что, как и говорил ее отец, страшные дни апокалипсиса наступили.
И имя Антихриста – Петр.
В 1718 году царевич Алексей, замешанный в заговоре против отца, имел глупость вернуться в Россию, получив от Петра обещание простить его.
Поступить так убедил его старый хитрый дипломат Петр Толстой.
Вскоре по прибытии на родину царевич Алексей умер после пыток в Петропавловской крепости.
Невелика потеря. Был и другой наследник.
В 1721 году, согласно Ништадтскому мирному договору, балтийские земли, включая те, что ныне называются Латвия и Эстония, стали официально принадлежать России. В ее руках они останутся почти два столетия, до 1918 года.
За эти деяния недавно образованный Сенат даровал царю Петру пышные титулы: Pater patriae, Imperator, Maximus, Отец Отечества, Император, Великий.
В 1722 году после неожиданной кончины Прокопия Боброва его сын решил возродить деревню, называемое Грязное, близ Русского. Для этого он переселил туда половину населения других своих деревень.
Среди крестьян была женщина с тремя славными детьми. Звали ее Марьюшка.
Глава восьмая. Екатерина
1786
Александр Бобров сидел за письменным столом, разглядывая два листа бумаги. Один был покрыт цифрами, выведенными его собственной рукой, другой представлял собой письмо, которое принес ливрейный слуга всего полчаса назад. Теперь, глядя на них, Бобров озадаченно покачал головой и пробормотал:
– Что, черт побери, тут можно поделать?
За окнами здания Коллегий, как назывались министерства, было уже темно, поскольку в декабре в Санкт-Петербурге рассветало только на пять с половиной часов. Почти все разошлись по домам: обыкновенное время обеда – два пополудни, но Бобров нередко засиживался в своем кабинете гораздо дольше, поскольку имел привычку обедать в модном Английском квартале, где обед подавали в пять.
В кабинете не было слышно завываний ледяного ветра, поскольку, как везде в Санкт-Петербурге, в здании Коллегий двойные окна заклеивались в октябре и каждая щелочка тщательно конопатилась.
Вот уже несколько месяцев Бобров вел самую сложную и самую рискованную игру в своей жизни, и теперь, когда выигрыш казался так близко, он едва мог поверить в то, что произошло. На одном листе бумаги был подсчет его долгов, на другом – предложение вступить в брак. На самом деле больше похожее на требование.
– И все же, – вновь пробормотал он, – обязательно должен быть выход.
В данный момент в голову ему приходил лишь один.
Со вздохом он отодвинул от себя бумаги и кликнул слугу из передней. Тут же появился почтительный молодой человек, одетый в форменный синий камзол с желтыми пуговицами и белые до колен бриджи.
– Вели лакею найти мне извозчика. Я уезжаю.
– Будет сделано, ваше высокородие. – И молодой человек исчез.
