«А значит, – с усмешкой подумал Андрей, – останься он там, сейчас он, Андрей, был бы не вольным казаком, а Никитиным крестьянином».
Еще мгновение – и он бы выложил это своим собеседницам, однако в последний момент передумал. Кто знает, как Никита отнесется к внуку своего бывшего крестьянина? А терять дружбу молодого Боброва, которая могла бы ему еще пригодиться, Андрею не хотелось. Тем не менее ему пришло в голову, что в селе, возможно, до сих пор живет кто-то из его родственников.
– Глядишь, когда-нибудь и мне доведется побывать у вас в Русском, – непринужденно сказал Андрей.
Они поговорили еще немного. Он, в свою очередь, рассказал женщинам о своих товарищах, рассказал, где остановились они в Москве. Прощаясь, Андрей заметил, что молодая женщина пристально смотрит на него.
Так что Андрей был не слишком удивлен, на следующий день встретив ее возле своего дома. С приветливой улыбкой она пошла ему навстречу. Темный след под глазом по-прежнему был заметен, однако, несмотря на это, она выглядела веселой – даже светящейся радостью. Шла она легко и пружинисто.
– Ну что же, господин казак, – произнесла женщина, – позволишь мне прогуляться с тобой?
Большинство женщин, которых он встречал на улицах, шли неспешно, держались степенно и почти не улыбались. Спутница Андрея, с ее танцующей походкой, хоть и одета была по местному обычаю в длинную овчинную шубу, довольно неказистую и потрепанную, и, как и другие женщины, повязывала голову платком, сильно отличалась от них какой-то девичьей жизнерадостностью, напоминая ему свободных в обращении и самоуверенных казацких девушек.
– Можешь звать меня Марьюшка, – проговорила она, – все так зовут.
– Хорошо. Расскажи мне про себя, Марьюшка. Откуда у тебя эта отметина?
Она рассмеялась. И хотя смех ее прозвучал легко и весело, был в нем некоторый оттенок горечи и отваги, отчего он показался Андрею еще более притягательным.
– Есть ли нужда спрашивать о таком замужнюю женщину? – Отвечала она. И прибавила со вздохом. – Говорят, это все мой характер виной.
Ее история, хоть и безыскусная, была не из самых обыкновенных.
– Был у нас в Русском один парень, – она снова засмеялась, – красавец! Стройный и чернявый, вроде тебя. Но он женился на другой, не захотел взять меня в жены. Другие хотели, но… – Она нетерпеливо махнула рукой. – Отец умер, и мать приступила ко мне всерьез. Каждый день приставала: «Иди за этого… Иди за того». А я в ответ: «Тот слишком низок… Этот слишком высок». Мать сказала мне, что я Божье наказание, а не девка и меня надобно поучить. Вот так…
– И ты вышла за управляющего? Того человека, что был у Боброва?
– Его жена померла, и он сказал матери, что уж он-то нашел бы на меня управу. «Отдай ее за меня», – говорит…
– Ему ты не отказала?
– Нет, он ведь управляющий. Наделал бы нам бед. У него вся власть. Такая она – жизнь. Я и пошла. Ну и возраст подошел уже – почти двадцать, не каждый такую старую возьмет.
– Так он бьет тебя?
Она снова пожала плечами:
– Да как все. Бьет, кулаком. Иногда я успеваю убраться, иногда нет – он быстрый. – Она снова печально усмехнулась. – Да уж, быстрый. Вот так. Вот и все.
Андрей задумался. Казачки, как бы ни хорохорились их мужья, вряд ли стали бы терпеть такое обращение.
– А что говорит твоя мать?
– Сперва говорила: «Подчиняйся и не будь упрямой, вот и бить не будет». Потом: «Не заслужила ты еще хорошего отношения. Роди сперва детей». – Она слегка улыбнулась. – А знаешь, что она сказала потом? Она сказала: «Марьюшка, все мужчины таковы. Покоряйся ему, кланяйся, а сама делай по-своему. Все они скоты, и ничего ты с этим не поделаешь». Я спросила у матери, что ж она не говорила мне этого раньше? «Хотела, – говорит, – выдать тебя замуж». – Марьюшка громко рассмеялась. – Ну что ж, вот я замужем.
– Как же ты оказалась в Москве?
– А вот! Провела его. Ему нужно было везти господину оброчные деньги, да я и напросилась с ним. Говорю: «Возьми с собой, что хочешь для тебя сделаю». А здесь так и сказала матери: «Оставь меня при себе, дай отдохнуть от него. Не могу его больше выносить». Ну так она и притворилась, что поранила ногу, и господин услал его в Русское одного. – Марьюшка радостно засмеялась.
И вдруг воскликнула:
– Смотри-ка, вон там церковь! Зайдем.
Что за удивительная, своевольная женщина! И какой у нее легкий нрав! Еще прежде, чем они расстались в тот день, Андрей для себя уже все решил: давно пора ему было обзавестись женщиной, а эта ему очень по нраву.
Но в следующие пару дней дела не оставляли ему времени подумать о Марьюшке.
На третий день, проходя мимо Белой башни, Андрей стал свидетелем странной сцены. Группа людей прямо посреди улицы остановила телегу. Думая, что это разбойничье нападение, Андрей уже собирался броситься на помощь, как вдруг увидел, что руководят «бандитами» двое людей в одеянии священников.
– Что это? – спросил он одного из зевак.
– А вон, смотри сам. Что искали – то нашли, – ухмыльнулся парень.
И действительно, Андрей с удивлением увидел, как нападающие, обыскав телегу, вытащили из нее домру, гусли и еще несколько музыкальных инструментов.
– Огня, – завопил вдруг один из нападавших, – жги бесовскую музыку!
И уже через мгновение под одобрительные крики собравшейся толпы запылала вся телега. Накануне Андрей удостоился резкой отповеди, принявшись раскуривать свою казацкую трубку; видел он, как волокли пьяницу, чтобы бить батогами. Но какие такие законы предписывают священникам жечь домры да гусли? Не понимая, что делает, он уже открыл было рот, чтобы крепко выругаться, но вдруг почувствовал, как кто-то мягко накрыл его губы рукой.
Рука была женская, и прежде, чем он успел обернуться, знакомый голос произнес у него за плечом:
– Остерегись, казак.
До того как убрать руку, Марьюшка успела легко погладить его по щеке и провести по губам кончиками пальцев.
– Неужто не понимаешь, – прошептала она, – в толпе наверняка хватает наушников, которые передадут этим господам все, что бы ты ни сказал.
– И что тогда?
Она пожала плечами:
– Кто знает? Кнутом выпорют, может быть.
Андрей видел русский кнут, устрашающее орудие.
– Да кто такие эти фанатики, что имеют право жечь музыкальные инструменты и сечь кнутом за любое слово?
– Они выполняют волю патриарха. Бывают и посуровее. Патриарх порешил излечить Русь от блуда да пьянства. Все приятное под запретом, – тихонько засмеялась она. – Наш господин, знаешь ли, тоже не торопится домой – священник у нас в Грязном тоже такие речи ведет, а у него дома лютня немецкая припрятана, я знаю.
