Иван злобно зыркнул в направлении обеих женщин, но затем неохотно приложил руку к груди, отвесил Никите низкий поклон и вышел вон. Слышно было, как он, тяжело ступая, спускается вниз по лестнице. Андрей взглянул на младшую из женщин, со стороны которой ему послышался сдавленный смешок, но мгновение спустя обе, так же низко поклонившись, уже исчезли из комнаты.
– Мой управляющий, – с улыбкой объяснил Никита. – С ним бывает нелегко.
Он указал на скамьи, стоявшие вдоль окна.
– Я привез с собой вдову из моей деревни, чтобы она вела здесь хозяйство. Нанимать слуг в Москве дорого, – признался он, горестно прибавив: – А теперь приходится возиться с семейными склоками. Расплата за бедность. Но это не лучшая тема для беседы.
Вскоре Андрей с некоторым удивлением выяснил, что у него и его нового знакомца немало общего. Как верно угадал Андрей, мать молодого Боброва, прибывшего сюда из Смоленска, была полячка, и благодаря ей он рано научился читать, писать и даже несколько знал латынь – очень похожее образование сам Андрей получил в Киеве. Были ему известны и некоторые истории из жизни польской шляхты. Для России такое образование было еще редкостью, и молодой Бобров был рад поговорить с кем-то, кто понимал его так хорошо, как этот молодой казак.
Андрей же, в свою очередь, узнал все, что хотел о политической жизни русской столицы.
– Ты прибыл к нам в хорошее время и передал грамоты правильным людям, – уверил его Никита. – Боярин Морозов и сам государь расположены к вам. Народ ненавидит Морозова, его возок изукрашен серебром, он повысил в несколько раз цену соли, учредил непосильные налоги… но он облечен властью. Его жена – сестра царице, и их семья – Милославские – имеет при дворе большой вес. – Никита ухмыльнулся. – И немалая часть железоделательных предприятий, которые ты видел в Туле, принадлежит Морозову.
– Но мы и раньше просили у царя защиты – и ничего не получили, – напомнил Андрей.
– Знаю. Но теперь все иначе. Тогда государь был моложе, и ему было не до ваших писем – народ бунтовал. Что творилось в городе! Сам Морозов едва не лишился тогда жизни. Мог ли царь рисковать и оказывать покровительство, сулящее войну с поляками? Но теперь мы гораздо сильнее, и рука государя тверже.
– А что Церковь? – Андрей вспомнил напутствие гетмана Хмельницкого.
– Церковь желает объединения. Ты знаешь, иерусалимский патриарх приезжал в Москву и просил за вас перед нашим государем. Кроме того, у нас очень ценят ученость ваших монахов.
Андрей знал, что иерусалимский патриарх, который был в Киеве во дни триумфального вступления Богдана в город, отправился затем на север. Слыхал он и о школе при Андреевской обители на Воробьевых горах, где монахи, специально приглашенные из Киево-Печерского и других украинских монастырей, обучали науке книжной всех желающих. Все это вселяло надежду на успех.
– Но даже не государь главный ваш друг и покровитель, – голос молодого человека звучал торжественно. – А наш новый патриарх, патриарх Никон.
Произнося это имя, хозяин вдруг почтительно понизил голос. Андрей не раз уже отмечал, что, хотя этот новый патриарх избран был всего лишь годом ранее, люди часто отзывались о нем с неким благоговением.
– Говорят, – продолжал Никита, – что в нем нам явлен новый Филарет.
Это было утверждение, достойное внимания. Сорок лет назад, когда Земский собор избрал новым царем, первым от его фамилии, Михаила Романова, власть фактически оказалась в руках его отца, сурового патриарха Филарета. Мог ли этот новый патриарх, с его скромным происхождением, претендовать на подобное влияние?
– Погоди, вот увидишь его, – заверил Андрея Никита.
Казалось, устремления Никона ясны: он хотел добиться признания Московской патриархии равной четырем прочим, если не важнейшей из всех. Год назад Никон, тогда еще митрополит Новгородский, торжественно перенес в Москву мощи митрополита московского Филиппа. Здесь, в Успенском соборе Кремля, святой мученик, невинно убиенный грозным царем Иваном, символически занял патриарший престол. Давно уже существовали сомнения и в безошибочности русских богослужебных книг, и в правильности исполнения обрядов, а потому Никон считал важным привести обряды и книги в соответствие с греческими. Лишь так православная церковь могла добиться единства, противостоять католической и иным церквям.
– По его почину греческие справщики уже трудятся над нашими книгами, – рассказывал Никита. – И говорят, что даже само крестное знамение прежде мы творили неправильно.
– Да ведь, верно, многие против таких новшеств? – предположил Андрей.
– Некоторые против, конечно. Кучка фанатиков, которым противны любые изменения. Есть здесь такой Аввакум Петрович, страшно возмущается решением Никона править книги по образцу греческих. Но Никон могуществен, перед ним бессильны любые недоброжелатели. Можешь быть уверен, при нем Москва подлинно засияет как Третий Рим. – Никиту явно восхищали свершения нового патриарха.
Андрей разделял его воодушевление – все это было на руку и казакам.
Собеседники ненадолго замолчали, прерванные появлением старшей из женщин, которая, войдя, стала тихо расставлять на столе скромное угощение: рыбу, какие-то овощи и особые пряники, которые позволено было есть во время поста. Впрочем, Никита не отказал себе в удовольствии выпить немного хлебного вина – водки.
Андрей праздно наблюдал за этими приготовлениями, ожидая, не появится ли младшая из женщин? Но нет, она так и не зашла.
Они сели за стол, и Никита щедро налил себе и гостю вина. Андрею было любопытно узнать чуть больше о хозяине.
– У меня есть небольшое владение. Семейство мое из служилых людей, сынов боярских, как прежде это называли. Имение наше – всего только небольшая деревенька близ Владимира. Но я надеюсь возвыситься, – рассказывал молодой Бобров.
Он объяснил, что очень желает стать одним из дворян московских, – то было особое сословие, учрежденное некогда царем Иваном IV для поощрения своих вернейших приверженцев.
– А потом – кто знает? Может быть, и боярским чином пожалуют.
Его скромное образование стало для него здесь большим преимуществом, ибо благодаря ему он часто оказывается полезен на своей службе при царском дворе.
– Поскольку матушка обучила меня польскому языку, мне и поручено в том числе вести дела с казаками, – прибавил Никита.
Андрей уже слыхал про приказы, и знал, что именно через них многие попадали на царскую службу, а потому ему любопытно было узнать об этом побольше. Никита не только с радостью, но и со сдержанной гордостью рассказывал ему о своей работе. Однако чем больше Андрей слушал, тем меньше понимал. Ведь, помимо сношений с казаками, приказ, к которому был приписан его приятель, ведал также добычей меда, царскими соколами и множеством других дел, казалось бы никак не связанных друг с другом. Когда он в изумлении сказал об этом Никите, тот только рассмеялся:
