Старый Остап умер – но не обильные возлияния свели его в могилу, чего всегда опасались они с матерью, а эпидемия черной смерти, последовавшая за крестьянским восстанием. Смерть отца опечалила Андрея и напомнила ему, что и сам он не бессмертен.
– Пора бы тебе жениться, – сказал ему гетман. Но Андрей, хотя и не упускал случая вскружить голову красавице, где бы он ни оказался, не торопился выбрать себе невесту. Мог ли он сказать, что до сих пор не забыл Анну? А если так, на что он мог надеяться? Этого он не знал. Да и некогда ему было думать об этом.
Как сам он прекрасно сознавал, едва ли когда-нибудь случится в его жизни что-либо важнее нынешнего поручения. Письма, которые везли несколько посланников московскому царю, должны были помочь разрешить кризис и тем самым определить будущую судьбу Украины.
Речь Посполитая видела для себя угрозу в казачьем государстве, пусть даже не вполне самостоятельном. Католическую церковь, равно как и униатов, тревожила влиятельность православия в киевских землях. Магнаты требовали возвращения своих земель. Не только шляхту, но и простых граждан податных сословий возмущало расширение реестра, ибо одной из привилегий реестровых казаков было жалованье, которое должна была выплачивать им за их службу Речь Посполитая.
Последовали новые битвы. Поляки усилили свои ряды большим количеством немецких наемников, и теперь победы стали даваться Хмельницкому все тяжелее и случались все реже. Его войско слабело. Евреи стали возвращаться на украинские земли. И уже дважды большие группы казаков и крестьян, отколовшиеся от его войска, бежали и находили убежище в землях московского царя.
Что мог поделать со всем этим гетман?
«А все-таки он хитрая лиса», – думал Андрей.
И это действительно было так. Хмельницкий одновременно вел дела с султаном, татарами, царем московитов и поляками, он даже сумел женить своего сына на дочери молдавского господаря. Но главное, он как никто понимал, и с каждым годом все яснее, что единственная надежда казаков – это союз с русским царем. Только там исповедуют православие, лишь он достаточно силен, чтобы защитить Украину от могущественной Речи Посполитой.
Беда была в том, что Россия не расположена была к союзу, поскольку принятие запорожцев в московское подданство грозило конфликтом, а может, и войной с сильной и решительной Речью Посполитой. Гетман Хмельницкий направлял царю послания, грозил сдаться под власть турецкого султана и даже держал при себе авантюриста Анкудинова, выдававшего себя за царя Василия IV, – лишь бы завладеть вниманием царя московитов.
Этой весной поляки послали новое большое войско для усмирения Украины. И снова гетман Хмельницкий направил послов в Москву. Но теперь дело могло обернуться иначе.
– Нам по-прежнему нечего предложить московитам, – говорил гетман Хмельницкий, вручая Андрею очередное послание. – Но есть одно, что может склонить их к нам.
Андрей кивнул:
– Православная вера.
– Именно так. – Гетман откинулся в кресле, полуприкрыв глаза. – Святая Русь, так они видят Московию. Москва – Третий Рим. И в самой церкви, и среди бояр есть немало влиятельных людей, кто считает, что нужно защитить православных братьев на Украине. И более того, голоса их крепчают. – Он вдруг открыл глаза и ухмыльнулся. – Нужно ли говорить тебе еще что-нибудь? Думаю, Московская патриархия не возражала бы против сотрудничества с ученым киевским духовенством. – Богдан снова смежил веки. – Раз я уже писал царю, что готов сдаться под власть Османской империи. Разумеется, нашим людям это придется не по нраву, ведь турки – мусульмане; но православной Руси это придется не по нраву еще сильнее.
Богдан передал послам три письма: первое было адресовано царю, второе – его главному советнику боярину Морозову, третье – патриарху.
– Пошли мне с гонцом весть, как вас примут. Если прием вас обнадежит – оставайтесь в Москве, смотрите, слушайте и примечайте.
С таким напутствием отбыл Андрей в Москву выполнять свое важное поручение.
Московия. Во главе посольства стояли Кондрат Бурляй и Силуан Мужиловский. Андрей был придан им помощником. Они быстро продвигались на восток от Днепра, минуя редеющие леса, пока наконец, оставив позади последние деревья, не выехали на широкие степные просторы. День спустя они повернули на север. Здесь еще царила зима, и промерзшая земля была покрытая кое-где островками снега.
Это были странные приграничные земли. Андрей никогда прежде не бывал здесь, однако знал, что именно сюда бежали многие казаки и крестьяне, чтобы хотя бы формально пользоваться защитой московского царя.
– Да и сам царь хочет сделать свое присутствие в этих землях ощутимым, – говорил ему Бурляй. – В былые дни русские крепости тянулись отсюда на север почти до самой Оки. Что ж, теперь у них уже почти готова новая линия укреплений. – Он ухмыльнулся. – Увидишь. Там есть на что взглянуть.
И все же Андрей не был готов к тому, что ему предстояло увидеть день спустя.
Он просто ахнул. Так вот какая она, великая Московия!
Белгородская засечная черта была поистине грандиозным строительным проектом. Уже завершенная оборонительная линия брала начало неподалеку от Белгородского острога и тянулась до самой Волги, где она сворачивает к Каспийскому морю. Могучие земляные стены, окруженные рвами и увенчанные частоколом, основательные башни, ощетинившиеся заостренными кольями, – непроходимый барьер против крымского хана, который даже теперь, спустя век после взятия Иваном IV Казани, время от времени вторгался в границы России, вновь доказывая свою силу. Победитель однажды никогда не становился здесь победителем навек.
Оглядывая эту колоссальную стену, молодой казак впервые задумался о характере северных соседей.
«Они совсем не похожи на поляков, – неожиданно пришло ему в голову. – Поляки никогда не выстроили бы ничего подобного. Поляки лишь проложили несколько широких трактов до Украины, предоставив нескольким влиятельным магнатам распоряжаться ими по своему усмотрению. Да, они организовали посты, чтобы обеспечить охрану своих владений и наняли казаков, чтобы держать в страхе непрошеных гостей. Но сами они не более чем сообщество надменных дворян, озабоченных лишь тем, как собрать побольше дани с плодородных приграничных земель да жить в роскоши в своих обустроенных по европейской моде дворцах».
Но эту грандиозную фортификацию не под силу было бы породить никаким аристократам, она могла возникнуть, лишь подчиняясь воле могущественного, полновластного правителя, наполовину славянского, наполовину татарского свойства.
«Будто татарский город посреди степи», – думал Андрей, глядя на острые пики высокого – и бесконечного – частокола.
Казалось, будто сама эта стена говорит ему от лица своих строителей: «Мы знаем тебя, всадник из бескрайней степи, – мы и сами частью твоих кровей. Смотри же: мы умеем строить так, как тебе не по силам, и мы будем привозить сюда, в самое сердце степи, деревья из наших необъятных лесов и высить здесь частоколы до тех пор, пока сам крымский хан не склонится перед величием Руси».
