В Речи Посполитой знали о готовящемся казацком восстании.
Коронный гетман магнат Потоцкий расположил свой штаб на западном берегу, в ста тридцати километрах ниже Переяславля. Отсюда послал он навстречу казацкому войску два отряда. Один, под командованием его сына, состоял из полутора тысяч польских воинов и двух с половиной тысяч реестровых казаков, состоявших на службе в польском войске; другой – еще из двух с половиной тысяч казаков регулярного польского войска и немцев-наемников. Оба отряда должны были стать гарнизоном в крепости Кодак.
Проявлением невероятного легкомыслия и самонадеянности видится предположение, что эти войска могли сохранить лояльность польскому командованию, особенно учитывая, что в них уже просочились лазутчики Хмельницкого. Лишь завидев бунтовщиков, второй отряд, перебив немцев и верных полякам офицеров, присоединился к казачьему войску. На следующий день, 6 мая, несчастный Потоцкий-младший обнаружил, что его казаки также перешли на сторону бунтовщиков. После краткой осады его лагеря на берегу потока Желтые воды остатки отряда Потоцкого были перебиты.
Объединенное казацко-татарское войско встретилось с основными силами поляков десять дней спустя близ городка Корсунь, в пятидесяти километрах юго-западнее Переяславля.
Битва при Корсуни закончилась полной победой. Потоцкий и не менее восьмидесяти польских магнатов были захвачены в плен. Драгоценных боевых трофеев хватило всем. Кроме того, в результате битвы казацкое войско заполучило сорок одно орудие и тысячи боевых коней.
Весть о славной победе распространилась, подобно лесному пожару. И вся Украина восстала, услышав эту весть.
Андрей со Степаном разбогатели.
Они сражались плечом к плечу, прорубаясь сквозь ряды польских солдат; и если ослепленный боевым ражем Степан шел вперед напролом, Андрей не только являл чудеса храбрости, но и прикрывал друга с тыла и мудро направлял его, так что сам Хмельницкий, заметив эту пару, сказал: «Здоровяк – бравый вояка, а юнец еще и хитер». По окончании битвы, когда войско безудержно бражничало, буйно праздновало победу, гетман сам подошел к друзьям и вдобавок к и так немалой добыче одарил каждого шестью лучшими польскими конями.
– Еще одна битва, – сказал другу Андрей, – и ты сможешь обзавестись собственным хутором.
Самая большая награда досталась, однако, союзникам-татарам: им передали всех польских пленников, за каждого из которых причитался славный выкуп. Большая группа татар выдвинулась в Крым, сопровождая этих пленников.
– Татары везде снищут богатство, – сказал Андрею Степан.
– Что ж, они дрались как черти, – одобрительно возразил юноша.
– Возможно, – печально ответил Степан. – Но мне их повадки лучше знакомы. Поживем – увидим.
Для Андрея это было волнительное время. Наконец он чувствовал себя настоящим казаком и полноправным членом войска. Но то был переломный момент не только в его личной судьбе, но и в масштабных политических событиях, к которым он оказался причастен.
Восстание Богдана Хмельницкого не могло бы случиться в более удачное время. Вскоре после унизительного разгрома польских войск при Корсуни пришла весть, что польский король скончался. Власть в Варшаве – временно, до того как будет избран новый король, – перешла в руки канцлера и архиепископа. Богдан застал Речь Посполитую в ее худшие дни.
Пришло время дипломатических игр. Из польской столицы в Москву и Оттоманскую империю были отправлены послы. Султана убеждали отозвать татар, его вассалов. Московитского царя, если дорог ему мир с Речью Посполитой, просили прислать войска и приструнить крымских татар. К польской шляхте обратились с призывом набирать рекрутов по своим имениям.
Тем временем со всех концов Украины доходили слухи о все новых и новых крестьянских бунтах против польских панов, а в казацкий лагерь беспрерывным потоком тянулись люди – конные и пешие, вооруженные и с пустыми руками, – но все равно рвущиеся в бой.
Между тем Богдан Хмельницкий спокойно отправил собственных гонцов к полякам и к московскому царю, продумав, как столкнуть их лбами.
– Скоро заживем по-новому, – радовался Андрей.
– Увидим, – отвечал ему Степан.
В разгар этих событий Андрей получил разрешение ненадолго отбыть в Русское. Степана он пригласил поехать с ним.
Сам Андрей имел два повода съездить домой: ему хотелось повидаться с родными, убедившись, что они живы и здоровы, а заодно отвезти домой добычу и лошадей. Отец мог бы продать нескольких и приберечь для него вырученные деньги.
Но заинтересован был в этой поездке и сам гетман Хмельницкий, поскольку хотел озадачить молодого человека важной миссией.
– Магнат Вишневецкий правит вашим селом, так? – спросил он Андрея. – Слышал я, собирает он войско, чтобы на нас напасть. Возьми с собой десяток людей, разузнайте там все, что сумеете, и скорей привозите мне новости. – Гетман посмотрел на Андрея с одобрительной улыбкой. – Ты, я слыхал, учился в семинарии?
– Да, пан гетман.
– Добро. Я присмотрюсь к тебе в следующей битве.
Андрей знал, что это может означать. Этак через год он уже может стать есаулом. Если восстание увенчается успехом, славная дорога перед ним откроется.
Компания отбывала в Русское в приподнятом расположении духа.
Что за дивной красоты земли расстилались перед казаками, пока скакали они через равнину на восток, согреваемые лучами теплого июньского солнца. Иногда навстречу попадались небольшие группки деревьев, да по берегам рек росли ивы и сосны. Но в основном лишь бескрайняя степь расстилалась вокруг, колышущееся море тонких перистых былинок.
Много здесь водилось дичи и рыбы в ручьях и реках, но путники не останавливались, быстро продвигаясь вперед утром и вечером, в полдень давая себе отдых.
Славным польским коням Андрей предпочитал своего, ростом поменьше. Сильные и выносливые, эти животные могли запросто нести седока весь день без передышки. К концу второго дня Андрей и его товарищи очутились на берегу Днепра и переправились на плоту на другой его берег. На следующий день они уже будут в Русском.
Первый знак, что все изменилось в этих краях, встретился им утром. То был крохотный деревянный острог, один из тех, что служили заставами польским правителям. Подъехав ближе, они обнаружили, что острог пуст, и миновали бы его, не останавливаясь, если бы Андрей не приметил тела, висящего на воротах. Судя по одежде, это был поляк. Однако бунтовщики не удовлетворились бы простой казнью: на шее повешенного, связанные веревкой, болтались головы его жены и детей, убитых на его глазах перед собственной казнью. Таков был печальный конец многих поляков тем летом.
Спустя час они встретили казацкий хутор, такой же, как хутор его отца. Он был разграблен и сожжен до основания. Андрей начал было осыпать поляков проклятьями, но Степан остановил его:
– Это не поляки. Татары, на обратном пути.
