Она расхохоталась:
– Что ж, значит, погибнешь в мечтах об этом.
– Возможно, так и случится, – произнес он печально.
– Возможно.
– Хоть поцелуй меня.
– Поцелую, отчего бы нет?
Пока длился поцелуй, луна, казалось Андрею, должна была пройти половину своего ночного пути среди сверкающих в небе звезд.
Когда позже он оглянулся посмотреть на ее окно, Анна уже закрыла ставни.
1648
В тот апрельский день все в этом обширном лагере пребывало в движении. Воздух был полон испарениями земли, пригретой теплым весенним солнышком.
Новые силы прибывали ежедневно, количество людей в лагере достигло уже восьми тысяч.
Никому, кроме казаков, не было сюда хода. Никто не смел приблизиться к казацкой крепости, расположенной в низовьях Днепра южнее труднопроходимых порогов. Однажды, с десяток лет назад, поляки основали чуть выше по реке мощную крепость под названием Кода́к в надежде приструнить буйных запорожцев. Но считаные месяцы спустя казаки сумели захватить и разрушить Кодак, вырезав весь гарнизон.
Сейчас Сечь была переполнена людьми. Бревенчатые и мазаные хаты, крытые конскими шкурами и дерном, в каких обычно жили здесь казаки, сейчас не могли вместить всех вновь прибывших. Повсеместно можно было встретить временные убежища всяких видов. Присоединившиеся последними расставляли свои войлочные шатры уже на противоположном берегу. Повсюду виднелись загоны для лошадей и обозные телеги.
Кого только не встретишь в Запорожской Сечи, каких только людей не было здесь! Татары, турки, мордвины из-за Оки, польские ренегаты, беглые крестьяне из Московии, земледельцы, мелкие землевладельцы и даже представители благородных фамилий из Украины. Богатые, бедные – эта пестрая компания составляла запорожское братство. И не было среди них ни единой женщины.
Украинцев, кто теперь числил себя гражданами Сечи, легко было узнать по обширным шароварам и широким кушакам вокруг пояса. Были здесь и их братья – донские казаки, которые прибывали большими группами и приводили с собой казаков из более отдаленных земель, протянувшихся до самых Кавказских гор. Те больше напоминали горцев и носили богато расшитые галуном черкески, поверх которых надевали порой широкие бурки. Плащи-бурки из черной овчины служили им также одеялом. Были здесь и выходцы с Урала и из Сибири, щеголявшие в красных рубахах и высоких, отороченных мехом шапках на московитский манер.
В воздухе чувствовалось напряжение. В любой момент, каждому было ясно, могло быть решено выступать. Но поскольку решения в Запорожской Сечи принимались всем миром, никто не мог предсказать что-либо заранее, до общего схода.
Пока суть да дело, казаки скрашивали томительное ожидание, выискивая себе привычных развлечений. Кто-то бражничал, зная, что, когда они наконец выступят в поход, возлияния будут запрещены, и даже под страхом смерти. То тут, то там можно было встретить казака, пощипывающего струны кобзы, напевая под нос бесконечную песнь о былых походах. Шумное веселье царило в группке жизнерадостной молодежи, бесшабашно отплясывающей вприсядку, высоко вскидывая ноги, под звуки домры и органчика, на которых им подыгрывали двое мужчин постарше.
Посреди всей этой сутолоки можно было заметить бравого молодого запорожца и его товарища, шагавших из одного конца лагеря в другой.
Если бы мог старый Остап видеть Андрея в тот миг, какой гордостью наполнилось бы его сердце. Поверх широчайших шаровар носил молодой казак хороший кафтан, перепоясанный шелковым поясом, а на ногах сафьяновые сапоги. Сейчас голова его была не покрыта привычной смушковой шапкой, и можно было видеть, что она гладко выбрита за исключением длинного оселедца на макушке. На боку его красовалась добрая сабля.
Он жил здесь с прошлой осени, когда, не без труда преодолев коварные днепровские пороги, прошел таким образом первое испытание, ожидавшее каждого, кто желал примкнуть к Сечи. Ему не терпелось поучаствовать в битве, чтобы наконец-то стать полноценным членом запорожского братства. Но и теперь уже не только в его наружности, но и во всей манере держаться появилась какая-то новая мужественность, что в сочетании с присущим ему юношеским обаянием, выделяла Андрея даже на фоне этого пестрого казацкого коллектива.
Товарищ его производил впечатление странного малого: рослый и широкоплечий он, как и Андрей, носил оселедец на бритой голове, но его наряд свидетельствовал, что прибыл он откуда-то с Кавказа. Да в придачу на лице его по московитской моде красовалась окладистая каштановая борода.
– Отец мой бежал на Дон и не стал брить бороду, и я не буду тоже, – объяснил он Андрею, изумившемуся ее длиной. И прибавил серьезно: – Борода – знак почтенного человека.
Степану было тридцать. Силу он имел невероятную, и не было во всем лагере человека, кто мог бы побороть его. Но, как многие люди могучего сложения, Степан был добр и кроток. И только в битве приходил он в какое-то невиданное исступление, наводя ужас даже на храбрецов. А еще, словно в противовес своей недюжинной силе, Степан был доверчив, мнителен и суеверен, как дитя. Степана любили. Среди казаков он имел прозвище Бык.
Они составляли странную пару – миловидный и образованный юноша с днепровских берегов и простодушный гигант с Дона, однако из связывала крепкая дружба, основанная на взаимном восхищении и уважительном отношении к доверенным другом тайнам.
В лагере царил воинственный дух, и женщины были бы только препятствием для его поддержания, поэтому и не допускали их в лагерь, однако Степан давно уже поведал Андрею, что мечтает бросить эту бродяжью жизнь, жениться и зажить своим домом.
– Я не такой, как ты, – говорил он, оглядывая ладный наряд друга. – У меня нет ничего, кроме того, что на мне. – И в самом деле, его черкеска изрядно поистрепалась по краям и утратила кое-где золотое шитье.
– Если поляки отберут наш хутор и у меня ничего не будет, – признался Андрей, – но, будь спокоен, милый Быкушка, я отобью свой хутор и ты вернешься домой с целым возом добычи. Скажи мне, однако, кто та девушка, на которой ты собираешься жениться?
Степан заулыбался:
– Моя суженая.
– Суженая?
– Та, что суждена мне судьбой.
– Так ты ее еще не нашел?
– Нет.
– И даже нет никого на примете?
– Никого.
– Значит, она может оказаться и татаркой, и грузинкой, и мордовкой и, – тут Андрей расхохотался, – польской пани?
Степан с улыбкой склонил голову:
– Кем угодно.
– То есть ты на любую согласен?
– Как я могу быть не согласен? Не мне ведь это решать. Я стараюсь не думать об этом, не мечтать наперед, какой она будет. Просто жду встречи.
Андрей смотрел на друга с улыбкой:
– Ты говоришь точно как один из монахов из нашей академии. Он рассказывал – так он молится Богу, полностью вручая себя Его воле.
