Андрею не нужно было за реку. Тихо, стараясь остаться незамеченным, он подошел к большой деревянной хате на краю селения. Сторожевой пес, вскинувший было голову, увидев Андрея замахал хвостом и бросился к нему, тихонько поскуливая, пока Андрей не приласкал его.
Здание было двухэтажным, в торцевой стене было единственное окно с резным наличником. Ставни были открыты, впуская внутрь ночной воздух. Осторожно, но с легкостью Андрей взобрался на окно и, уже перекинув внутрь одну ногу, тихо постучал в ставень:
– Анна.
В ответ не донеслось ни звука.
– Анна, я пришел.
На сей раз внутри послышался слабый звук – и в сумраке помещения показались неясные очертания фигуры. Андрей услышал легкий смешок:
– Что тебе нужно, мой юный храбрец, ночью в девичьей комнате? – В тихом голосе вновь послышалась усмешка. – Уходи, или я спущу на тебя собак.
Андрей тоже усмехнулся:
– Я не боюсь собак.
– Я могу позвать отца.
– Можешь. Но не станешь.
Он стал перекидывать вторую ногу, но она быстро сделала шаг вперед и, ухватив его за лодыжку, вытолкнула ногу обратно:
– Даже и не думай.
Теперь он вдруг увидел ее, и от этого у него перехватило дыхание. Анна была дочерью казака, такого же как его отец, но мать ее была уроженкой далеких Кавказских гор. Девочка, родившаяся от их союза, не была похожа на уроженку здешних мест, люди ее звали Черкешенкой. Ростом лишь чуть пониже его, тоненькая, с копной темно-каштановых волос и молочно-белой кожей, она держала голову высоко и смотрела на мир с вызовом, словно юный воин. И в самом деле, ее широкие брови, гордый прямой нос и твердый подбородок вполне могли бы принадлежать юноше; но слегка вздернутый кончик носа и прекрасные полные губы, одновременно сложенные в надменной усмешке и словно бы готовые одарить жарким поцелуем, лишали ее лицо всякой мужественности, наделяя его в глазах Андрея, да и многих других, неотразимой привлекательностью.
В ее шестнадцать у Анны еще не было жениха.
– И до тех пор не будет, пока я не встречу мужчину подобного мне, – отшучиваясь от вопросов, заявляла она родителям и жителям деревни.
Как и другие казачьи дочери, она жила привольно, свободно общаясь с молодыми людьми. Кое-кому из них даже удалось украсть у нее поцелуй, однако, если вдруг кто-то из них пытался зайти слишком далеко, он быстро бывал принужден узнать, что встретил достойного противника, и отступал ни с чем.
Однако с момента возвращения Андрея за несколько месяцев до этого в манере ее обращения с ним произошли некоторые перемены. Какой бы жалкой ни казалась полякам православная церковь, за последние двадцать лет она значительно окрепла. Благодаря деятельности амбициозного молодого церковника, выходца из знатного валашского рода Петра Могилы, прошедшего путь от монаха Киево-Печерской лавры до митрополита Киевского, на территории Украины появились академия и множество школ. По форме они напоминали польские иезуитские школы, но были православными – в противном случае Остап ни за что не отправил бы туда Андрея. В рамках того же движения получило широкое распространение книгопечатание, а следовательно, и грамотность.
Таким образом, в глазах Анны Андрей выгодно отличался от других своих ровесников, был образован и воспитан. Он умел читать и писать, немного знал латынь и польский, хутор его отца радовал глаз размерами, а сам Андрей был, бесспорно, красивым парнем. Очень скоро люди стали шептаться. «А вот и жених пожаловал», или «Что за пара!» – слышала за спиной Анна, ловя себя на мысли, что не имеет ничего против. И главное, как понимала она умом, за привлекательностью Андрея, за его юношеской порывистостью есть качество, которое ценила она в мужчинах превыше всех других. И даже более того: ни что другое не способно было пробудить в ней чувства.
– Андрей далеко пойдет! – сказала она отцу.
Для казачки такое признание не значило многого, однако она озаботилась дать юному Андрею знать, в каком уголке поля он сможет ее найти во время жатвы.
– Большинство казаков глупы, Андрей, – говорила она ему без обиняков. – Все, что они умеют, – это воевать да напиваться до полной бессмысленности. Но те, кто поведет себя умнее, смогут выйти в люди – может, даже в дворяне. Согласен ли ты со мной?
Он кивнул, он понимал ее.
И он уже решил, что попросит отца пойти ее сватать, и по одной лишь причине он это откладывал. «Вот только отведать бы сперва вольницы, – думал он. – Повидать мир, прежде чем осесть своим домом».
И вот он действительно уезжает. Андрей посмотрел на девушку.
На ней была одна лишь холщовая рубаха, слегка спустившаяся с плеча да так и забытая в суматохе. Андрей мог различить не только смутные очертания ее фигуры, но и, как он вдруг с удовольствием заметил, рассмотреть ее грудь, видимую почти полностью в вырезе рубахи: небольшую, но высокую. Сквозь редкое плетение льняной ткани проглядывали темные соски. Сердце Андрея быстро забилось.
Она заметила его взгляд, но даже не подумала оправить рубашку: гордость и достоинство были ей надежной защитой. «Смотри, если осмелишься!..» – словно бы говорило ее тело.
Быстрым шепотом он в двух словах сообщил ей, что уезжает. Уезжает воевать с поляками. Хотел было рассказать и о потере хутора, но, вдруг устыдившись, не стал об этом упоминать.
«Она и сама о том скоро узнает», – пришла ему в голову мрачная мысль.
Андрей едва ли смог бы сказать, что думает она по поводу его отъезда.
– Вернусь и сразу женюсь на тебе! – проговорил он решительно.
– Да что ты говоришь?
– Я ведь люб тебе, разве нет?
В голосе Анны звучала легкая насмешка:
– Может, ты, а может, кто-то еще из красивых хлопцев.
– О ком это ты? Кто лучше меня?
Она секунду помедлила, придумывая, как бы поддразнить его.
– А как же поляк Станислав? – бросила она с игривой улыбкой. – Вот кто красивый мужчина. И богатый.
На секунду у Андрея перехватило дыхание, но потом он вспомнил, что она ничего не знает о произошедшем днем.
– Он же поляк, – сказал он мрачно.
Анну удивила внезапная перемена в его настроении.
– Может, выйду за тебя, а может, нет, – сказала она. – Может быть, ты и вовсе не вернешься, что мне делать тогда?
– Я вернусь. Когда вернусь – выйдешь за меня? – выпалил он, вдруг с опозданием осознав, что она только что почти дала ему обещание.
– Может статься.
– Впусти меня.
– После свадьбы.
– Испытай меня! Убедись, что я тебе люб!
– Лучше приму это на веру.
– А если я погибну, а ты так и не станешь моей? Позволь мне взять с собой в могилу это воспоминание, дай мне быть с тобой один-единственный раз.
