А что сказал ему царь? Что он изрек столь многозначительно?
«У тебя могут быть другие сыновья». Конечно, так и было. Другие сыновья от другой жены, которые унаследуют его гордое имя. А этот младенец, от кого бы он ни был рожден, пусть страдает, ибо так Борис неизбежно заставит страдать ее.
Он покарает и ее, и ребенка, даже самого себя. И теперь в этой бескрайней, кромешной ночи он внезапно осознал, что хочет именно этого.
– Это не мое дитя, – промолвил он.
Царь не проронил ни слова. Переложив посох в правую руку, а левой держа младенца, который теперь проснулся и заплакал, прижавшись к его темной, волнистой бороде, он повернулся и под все тот же стук посоха о мерзлую землю зашагал к воротам.
Борис, не зная, что делать, на некотором расстоянии последовал за ним.
Что происходит? Охваченная смятением и страхом, Елена лишь постепенно стала понимать, о чем вели беседу царь и Борис. И теперь, содрогаясь от холода, она провожала их обезумевшим от ужаса взглядом.
– Федор! – огласил ее крик ледяную площадь. – Федя!
Поскальзываясь в домашней обуви, едва не падая на каждом шагу, она в исступлении бросилась за ними:
– Что вы делаете?
Ни царь, ни ее муж не оглянулись.
Она догнала Бориса, схватила его за руку, но он оттолкнул ее, и она упала на снег.
А царь Иван тем временем дошел до ворот, где испуганный сторож принялся в смертельном страхе низко кланяться, прижав руку к сердцу.
Иван указал на дверь башни:
– Отвори!
По-прежнему держа на руках ребенка, он вошел внутрь и стал медленно подниматься по ступеням.
Она хотела было кинуться за ним, но в башню ее не пустили муж и обезумевший от страха привратник: они преградили ей путь у подножия башни.
Теперь она поняла их, чутьем она постигла их замысел и те темные ужасы, что таились в лабиринтах их душ.
Забыв обо всем на свете, она бросилась на мужчин и принялась их царапать, драть, как тигрица, и, внезапно рванувшись между ними, захлопнула за собою тяжелую дверь и в то же мгновение заперла на засов.
Она взбежала по деревянным ступеням.
Теперь откуда-то сверху, из тьмы, до нее доносился скрип ступеней под ногами царя, стук посоха с железным наконечником, сопровождавший каждый второй его шаг. Он был высоко над нею.
В отчаянии, с замиранием сердца она кинулась за ним вверх по ступеням. До нее долетал плач ее младенца.
– Господи помилуй! – невольно вырвалось у нее. И все же царь оставался где-то недостижимо высоко над нею.
Взбежав до половины лестницы, туда, где ступени выходили на опоясывающую башню зубчатую стенку с бойницами, она поняла, что наверху воцарилась тишина.
Иван уже достиг своей цели, поднявшись в верхнюю камору шатровой крыши, служившую наблюдательным сторожевым пунктом, из ее окон открывался вид на бесконечную равнину. Елена устремила взгляд на башню, что возвышалась над ней, неприступная, суровая и безмолвная; деревянная крыша темной, треугольной тенью выделялась на фоне ночного неба. Какое-то мгновение Елена не знала, что делать.
А потом она услышала крик своего ребенка в вышине, на уходящей под небеса крыше, и, вскинув глаза, внезапно различила руки, сжимающие крохотное белое тельце, и, когда у нее вырвался отчаянный вопль, который, должно быть, долетел даже до звезд, эти руки разжались, словно старую тряпку, швырнув младенца во мрак.
– Федя!
Она бросилась на крепостные зубцы, протягивая руки во тьму, в безумной надежде подхватить крохотное белое тельце, но ребенок, затихнув от страха во время падения, пролетел мимо нее в сгустившийся внизу мрак, и она различила слабый, глухой звук от его падения на лед.
Царь отбыл на рассвете. Перед тем он настоял, чтобы испуганный игумен, по обычаю, благословил его.
К своему выезду он добавил еще двое саней: в одни сложили значительную часть монастырской казны и посуды. На другие погрузили колокол, который некогда даровала монахам семья Бориса, а царь, испытывая нужду в орудиях, намеревался перелить его на еще одну пушку.
Вскоре после этого до Русского дошла весть, что крымские татары и вправду приближаются к русским землям. Царь, в очередной раз дав пищу слухам, что он-де трус, скрылся на севере. Окрестности Москвы были разорены.
Спустя две недели после смерти своего младенца Елена, к своему удивлению, обнаружила, что беременна. Отцом ребенка, которого она носила, как и всех остальных ее детей, был Борис.
В богослужебных книгах православной церкви есть прекрасная проповедь.
Это огласительное слово великого святителя Иоанна Златоуста, и читается оно лишь раз в году, во время всенощной пасхальной службы.
Не без удивления во время ночной пасхальной литургии 1571 года прихожане монастырской церкви Святых Петра и Павла, то есть большая часть сильно уменьшившегося населения Русского и Грязного, заметили одинокую фигуру человека, тихо вошедшего вскоре после начала богослужения и остановившегося позади паствы.
С начала Великого поста Борис не показывался на улице. Никто не знал толком, что с ним происходит.
Ходили слухи, что он постится в одиночестве. Некоторые говорили также, что жена не желает его видеть; другие же якобы слышали, как он умоляет ее о чем-то.
Находились и те, кто уверял, будто он пытался помешать царю убить его сына; другие же убеждали, что он просто стоял и глядел, как Иван вершит суд.
Поэтому неудивительно, что прихожане время от времени оглядывались на него, стремясь увидеть, что он делает.
Борис стоял, опустив голову. Он так и не вышел из-за спин собравшихся, с места, отведенного кающимся грешникам, ни разу не поднял головы и даже не перекрестился, хотя священник многократно призывал верующих осенить себя крестным знамением во время богослужения.
Пасхальная всенощная служба, по обычаю празднующая воскресение Христа из мертвых, преисполнена все возрастающей радости и волнения. После долгого поста, почти полного воздержания от пищи в последние дни Страстной недели, которая следует за Вербным воскресеньем, паства пребывает в такой слабости, в таком состоянии очистительного опустошения, что жаждет не столько пира и яств, сколько радости духовной.
Пасхальная служба начинается с полунощницы. В полночь Царские врата иконостаса отверзаются, символически представляя пустую гробницу, и паства, со свечами в руках, совершает крестный ход вокруг храма. Затем следует утреня и пасхальные часы, апогеем которых становится миг, когда священник перед всем народом провозглашает:
– Христос воскресе!
А прихожане отвечают:
– Воистину воскресе!
После гибели Стефана место его занял молодой священник. В первый раз стоял он с распятием в руке пред Царскими вратами.
