— Будешь кофе? — спрашиваю, не глядя на него.
— Буду.
— Какой ты пьёшь?
— А ты не помнишь?
Его слова звучат с обидой. Нет, не помню.
— Твои вкусы могли измениться за это время.
— Не изменились.
Я стою в нерешительности с туркой в руке и не знаю ни сколько ложек кофе ему насыпать, ни сколько сахара положить, ни нужно ли ему молоко.
Он тяжело вздыхает, садится на стул и говорит:
— Полторы ложки кофе и две сахара. В конце молоко.
— Хорошо.
Я варю ему кофе и спиной чувствую на себе тяжёлый взгляд. Чувство вины начинает сверлить меня еще сильнее. Ставлю перед ним кружку, кладу на стол какие-то пирожные и сажусь напротив. Мы пьём кофе в звенящей тишине. И я даже не смею поднять на него глаз.
— Кристин, — он первый прерывает затянувшееся молчание, — ты ведь понимаешь, что он никогда не уйдёт из семьи?
— Понимаю.
— И ты собираешься похоронить себя заживо? Будешь всю жизнь страдать по женатому мужчине и одна воспитывать ребёнка?
— Нет. Но и к серьезным отношениям я сейчас не готова.
— Я подожду, сколько тебе нужно времени.
Я все-таки поднимаю взгляд на его лицо.
— Егор, я не буду с тобой. Ни сейчас, ни потом.
— Но почему?
— Потому что ты не сделаешь меня счастливой. А я хочу быть счастлива. — Он тяжело вздыхает, а я продолжаю. — Давай прекратимся все это. Не приезжай, пожалуйста, больше. И не звони. Так будет лучше и мне, и тебе.
— Мне точно лучше не будет.
— Егор, — я смотрю ему ровно в глаза, — если ты действительно меня любишь и желаешь мне счастья, то оставь меня. Просто оставь.
Он выдерживает мой взгляд. Молчит какое-то время, а потом кивает головой и уходит. Я слышу, как он заходит в комнату, в которой мы спали, потом одевается в прихожей. Я выхожу, чтобы его проводить. Кузнецов бросает на меня последний взгляд и тихо говорит:
— Прости за мою любовь.
— Прости за мою нелюбовь, — так же тихо отвечаю ему и закрываю за ним дверь.
Мне снова больше ничего не остается, кроме как жить дальше и пытаться заглушить чёрную дыру в своей душе. Я ухожу с головой в работу и в воспитание ребёнка.
Миша назвал меня мамой.
Это произошло совершенно случайно. Мы гуляли с ним в парке у дома, я ответила на звонок по работе, а ребенок устремился вперёд. Я держала его в поле зрения, увидела, что он остановился возле двух старушек, которые так же гуляли с внуками. Я повесила трубку и пошла к ним.
— Мальчик, а ты один что ли гуляешь? — Спросила женщина.
— Нет, я с мамой, — ответил ей Миша.
А я остановилась, как вкопанная, и почувствовала, что из глаз градом потекли слезы. Миша заметил меня в стороне и побежал ко мне. Я подхватила его на руки и уткнулась в его куртку, продолжая рыдать. Женщины странно на меня покосились, но ничего не сказали.
— Мама, почему ты плачешь? — Тихо спросил Миша.
— Потому что я очень сильно тебя люблю, сынок, — ответила ему сквозь слезы и поспешила домой.
Людмила Николаевна по этому случаю открыла бутылку шампанского, а Илья на следующий день прислал мне на работу открытку.
В феврале у французов завершился суд. Как и предполагал Максим, они проиграли иск и выплатили штраф в 300 тысяч евро. После решения суда мы снова возобновили переговоры в активном режиме, но до конца марта все равно не успеем их завершить.
Коммуникация с Максимом стала намного плотнее. Он уже сам звонил Соколову, а если нужно было что-то от меня, то связывался с моей секретаршей. Кажется, Самойлов услышал мои просьбы и действительно оставил меня. «Вижн-Строй» тем временем уже купил немецкую компанию, и Илья на неопределенный срок уехал в Германию наводить там порядок.
Мне, скорее всего, тоже придется ехать во Францию после завершения нашей сделки. Вот только как в этом случае быть с Мишей — непонятно. Помощь пришла, откуда не ждали. Папа вызвался ехать вместо меня. Я же должна буду замещать его у нас. А это означает существенное расширение круга моих обязанностей.
Моя стратегия по бесплатному строительству в регионах социальных объектов взамен на тендеры по возведению жилых комплексов сработала. Удалось договориться с губернаторами нескольких субъектов: мы им больницы и школы, а они нам землю под жилую застройку. На кону сейчас стоит крупный проект в Новгородской области, и мне приходится буквально разрываться между французами и чиновниками этого российского региона. Им мало просто больницу или школу. Они хотят и то, и другое, а еще дом детского творчества и детский сад.
Несколько раз мне звонил Илья и предупреждал, что в «Росстрое» на меня очень злятся. Якобы они сами рассчитывали получить эти проекты, которые мы у них увели. Ну, сорри, ребят. Я оказалась находчивее вас и смогла заинтересовать регионы.
Реконструкция нашего с Максимом детского лагеря идет полным ходом, и уже в июне он сможет принять первых детей. Я еженедельно получаю сводку новостей по восстановлению здания и прилегающей территории. Мы решили помимо обычного двора с качелями, который там был, сделать отдельный сад и мини-зоопарк.
А еще нам разрешили самим выбрать для него новое название. Думаю, «Герой» подойдет. И нет, это не в честь Максима. Дети ведь любят супергероев? Мой Миша вот любит.
Март пролетает полностью за работой. Ее настолько много, что уходить домой ровно в 19:00 у меня уже не получается. Несколько раз в неделю я стала брать Мишу с собой в офис. У меня довольно простроный кабинет, поэтому удалось ему выделить угол для игр. Также я поставила кроватку, в которой он спал в обед. Людмила Николаевна предложила отдать ребенка в детский сад, но если так сделать, то я точно не буду с ним видеться по будням. Раньше 9 вечера уходить домой никак не получается.
Сделка с французами должна завершиться в середине мая. А в начале апреля пришло сообщение от Новгородской области о том, что они останавливают свой выбор на нас. «Росстрой» идет лесом. Как только об этом стало известно, мне тут же позвонил Илья.
— Крисси, ну зачем ты так в открытую переходишь им дорогу??? — Тут же взревел в трубку Токарев.
— Илюша, потише, — я засмеялась, — это бизнес.
— Кристин, остановись. Ты хочешь и Россию покорить, и Европу?
— А почему бы и нет?
— Потому что с такими ребятами, какие работают в «Росстрое», не шутят.
— Илюш, успокойся. Лучше расскажи, как Германия.
— Прекрасно. Скоро узнаешь о нас новости.
— Уже начинаете что-то строить?
— Пока ничего тебе не скажу. И вообще, хватит о делах. Как там мой любимый крестник?