По итогам анализа затребованных у округов сведений о национальных частях, в 1934 г. Политуправлением РККА был составлен сводный перечень таковых. Перечень был разослан в заинтересованные управления РККА для заключения «о необходимости содержания всех перечисленных частей и подразделений РККА»
[651]. Окончательный список после всех согласований утвердил лично нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов
[652]. Перечнь отражал серьезные перемены в номенклатуре и структуре национальных формирований. Во-первых, продолжился процесс укрупнения национальных формирований. В частности, в дивизии были сведены татарские стрелковые и закавказские горнокавалерийские части. Во-вторых, в 1934 г. статус национальных утратили соединения, укомплектованные украинцами и белорусами. Процесс искусственного сдерживания украинизации, проявившийся еще в конце 1920-х гг., в начале 1930-х гг. перешел в фактическую денационализацию украинских частей путем лишения их национального статуса. Например, уже в начале 1931 г. в годовом статистическом отчете ГУ РККА по Украинскому военному округу не было показано ни одного украинского соединения, хотя фактически 10 из 14 стрелковых дивизий округа были укомплектованы украинцами более чем на 70 %
[653]. В мобилизационном расписании МР-15, действовавшем в 1933 г., в специальном разделе «Справка о национальных частях РККА, развертывающихся по мобилизации»
[654], представлявшем собой исчерпывающий перечень национальных частей Красной армии, существовавших на тот момент, украинские и белорусские части вообще не упомянуты. Разъяснение этого казуса содержится в обобщающей справке ПУ РККА по национальному составу Красной армии от 7 июля 1934 г. Здесь, после перечисления частей УВО, была сделана карандашная ремарка: «Украинские части, так же как и белорусские, поскольку в них работа ведется на государственном языке (то есть на русском. – Авт.), как национальные не должны выделяться» (выделено мной. – Авт.)
[655]. Так, совершенно «бесшумно» украинские и белорусские национальные формирования были упразднены. Будучи изначально очень близкими по боевым качествам к обычным номерным частям, в конечном итоге они слились с ними в единое целое.
Немаловажен и политический фактор. В эти годы политика коренизации на Украине и в Белоруссии в связи с массовым голодом и ростом социальных протестов в этих республиках была свернута. Отмечалось нарастающее напряжение в красноармейской среде в частях Украинского военного округа
[656]. «Исчезновение» украинских и белорусских национальных соединений отражало значительное ослабление политических позиций республиканских элит, уже не способных, как в 1920-х гг., твердо отстаивать свои интересы.
В течение 1930-х гг. украинские и белорусские соединения, формально упраздненные и уже не проходившие по линии учета нацформирований, тем не менее продолжали существовать «по фактической насыщенности», то есть продолжали комплектоваться преимущественно местным этническим элементом. Например, новое пополнение осени 1933 г. для 14 стрелковых и кавалерийских дивизий, 9 вузов и других частей УВО на 49,1 % состояло из украинцев
[657]. Об этом же свидетельствует тот факт, что в начале марта 1938 г., когда было принято решение о переформировании национальных соединений в так называемые «общесоюзные» с экстерриториальным комплектованием, дивизии, дислоцированные на Украине (7, 15, 58, 100-я) и в Белоруссии (33-я), также готовились к перераспределению личного состава, хотя давно носили статус номерных, а не национальных. В них насчитывалось от 51,7 до 75,6 % военнослужащих украинской или белорусской национальности
[658]. Здесь можно говорить о процессе денационализации, обратном тому, что был описан выше, когда сформированные в порядке концентрации части признавались сначала национальными «по фактической насыщенности», а затем получали формальный статус национальных.
К середине 1930-х гг. большинство национальных формирований, в том числе среднеазиатских, в целом встали в один ряд со всеми соединениями Красной армии. В Политуправлении РККА полагали, что «успех достигнут» и следует «полностью сохранить и в дальнейшем укреплять» нацформирования
[659]. По итогам учений национальные части оценивались удовлетворительно. Например, о среднеазиатских частях на заседании Военного совета при народном комиссаре обороны СССР в октябре 1936 г. говорилось: «Национальные кавдивизии подготовлены неплохо, хорошо маневрируют, лошади отлично втянуты, войска научены вести пеший и конный бой»
[660]. Об успехах национальных формирований в 1930-х гг. свидетельствует и то, что целый ряд их был награжден орденами и получил право носить имена вождей Советского государства и Красной армии. Например, Армянская стрелковая дивизия в 1935 г. получила имя наркома обороны маршала СССР К.Е. Ворошилова, а в 1936 г. была награждена орденом Красного Знамени. 1-й и 2-й грузинским стрелковым дивизиям были присвоены имена И.В. Сталина и М.В. Фрунзе соответственно. Азербайджанская стрелковая дивизия в 1930 г. получила имя Серго Орджоникидзе, а в 1935 г. была награждена орденом Красного Знамени. 7-я таджикская горнокавалерийская дивизия в 1931 г. была награждена орденом Красного Знамени, а в 1935 г. – орденом Ленина. 6-я узбекская горнокавалерийская дивизия в 1936 г. также была награждена орденом Ленина.
С середины 1930-х гг. национальные соединения ЗакВО и САВО переводились на штаты горнострелковых и горнокавалерийских дивизий и принимали самое активное участие в горных и альпинистских походах, осваивали специализированную горную подготовку. В сентябре – октябре 1935 г., завершая учебный год, все национальные соединения ЗакВО совершили многодневные горные походы.
О сложности организации и осуществления таких походов могут свидетельствовать такие факты: во время марша, совершенного с 1 по 12 октября 1935 г. частями Азербайджанской стрелковой дивизии по маршруту с. Худат – Баку (всего 420 км), крутизна маршрута на перевале Мичиха (2675 м) доходила до 35–40 градусов; а только одну из горных рек пришлось преодолевать свыше 60 раз. Тогда же, в октябре 1935 г., сводный батальон 2-й грузинской стрелковой имени М.В. Фрунзе дивизии совершил восхождение на гору Казбек. В батальоне специально было сведено три обычные штатные стрелковые роты «с целью проверить выносливость, втянутость и готовность частей дивизии к трудным походам и действиям в высокогорных районах»
[661]. Непосредственное восхождение на вершину (с высоты 4000 до высоты 5034 м) сопровождалось большими трудностями: крутизна скатов доходила до 50–60 градусов, случались камнепады
[662].
