…И ведь не подвело чутье, немаленький военный опыт ни меня, ни Мазурова, – ни еще многих. Через четыре дня бабахнуло!
Разумеется, после трехчасового совета у комдива, где было обговорено все, что следует обговорить, и постарались предусмотреть все, что можно предусмотреть. Как я и думал, в наступление шла не просто наша дивизия, а армия. И мне предстояло привычное дело: заставить немцев поверить, что именно их левый фланг будет направлением нашего главного удара. Ну, это нашенская игра, правила знаем, о потерях думать не полагается, задача ясна, как летний рассвет при безоблачном небе…
Что тут расскажешь? Только коротенько…
На том самом совете у комдива я узнал, что мне на сей раз придется взаимодействовать с доставленным уже штрафбатом. Семьсот человек. Я ведь упоминал мимоходом, что численность штрафбатов и штрафных рот сплошь и рядом отличалась от штатной? Так что в штрафбате могло оказаться и семьсот человек, а в роте – человек двести пятьдесят. Специфика подразделений. Невозможно предсказать заранее, сколько народу за конкретный отрезок времени угодит в штрафники.
Откровенно говоря, со штрафниками я любил взаимодействовать больше, чем с кем-нибудь еще. Творческий метод, как выразились бы вы, писатели, у них был простой и незатейливый: вперед, вперед и только вперед! Шаг назад – пуля в спину от своего же командира. Залег – то же самое. Жестоко? Но такова уж война. Да и подавляющее большинство штрафников угодили туда отнюдь не за переход улицы на красный свет, а за гораздо более тяжелые художества. В конце-то концов, первыми штрафбаты придумали немцы, а мы подхватили идею лишь через несколько месяцев…
Операции, подобные нашей, всегда обставляются с максимальной убедительностью, чтобы немцы быстрее поверили и стали играть под нашу дирижерскую палочку, а не под свою. Поэтому делалось все, что возможно, даже, пожалуй, с некоторыми перехлестами, но кашу маслом не испортишь…
Три зеленые ракеты – и отлаженная мясорубка завертелась. Сначала чуть ли не на бреющем над нашим флангом пронеслись три тройки «ИЛ-2», и «горбатые», как они это умели, добросовестно утюжили и передний край немцев, и их вторую линию обороны. А там, не давая немцам передышки, заработала наша артиллерия – причем две трети ее было сосредоточено против их левого фланга. Тоже поработали неплохо – дым и пламя…
Ну а потом настала наша очередь… Минного поля немцы то ли не успели поставить, то ли не нашлось должного количества мин – у них на нашем участке, по данным разведки, скверновато обстояло со всевозможными боеприпасами. Что нам было только на руку – у нас-то недостатка не было, особенно в моем батальоне и у штрафников…
Сначала я послал в атаку все свои семь полугусеничных бронетранспортеров, набитых бойцами, как трамвай пассажирами в час пик. Один какая-то уцелевшая от бомбежки и артобстрела сука подбила из «панцерфауста», но угодило в капот, а он здоровенный, и пока мотор помаленьку загорался, солдаты успели выскочить. Стрелка (и второго, уже вскинувшего на плечо трубу «фауста») срезал пулеметчик, и штурмовая группа человек примерно из ста оказалась в немецком окопе. Ну а потом подошли остальные – и штрафники, выдвинулась моя артиллерийская батарея и пулеметная рота. И пошли мы ломить, как шведа под Полтавой, дойдя в конце концов до второй линии немецкой обороны, прорвав и ее в двух местах.
Сколько времени прошло – не знаю. В таких случаях никогда за временем не смотришь. Однако настал момент, когда моему радисту стали поступать долгожданные донесения с других участков – купились немцы, как уже было не раз! Поверили, что мы и есть ударный кулак, и стали стягивать свои, стоявшие против нас, подкрепления, изрядно оголяя свой левый фланг, оголяя помаленьку… Но мы и тогда не сбавили напора, чтобы не дать им ничего переиграть. Мы были ударным кулаком, главные силы – и точка! А потери… Как всегда, мы обязаны были потерь не считать…
И когда стало ясно, что немцы безнадежно увязли, стянув свои главные силы вокруг того, что они считали нашими главными силами, последовало то, ради чего все было и затеяно: на немецкий левый фланг пошла лавина брони. Впереди – самоходки, и это была разумная предосторожность: на левом фланге оказались три «королевских тигра» – видимо, все, что немцы смогли наскрести. Против нас они их не бросили, придержали в резерве (мы об этих «тиграх» знали заранее от группы Сабитова) и теперь выдвинули навстречу нашим – явно не подозревая, что впереди идут «Зверобои». А они на счет «раз» делали из «королевского тигра» дохлую кошку. Что и сейчас случилось. И наши таки пошли в прорыв…
(Когда 152-миллиметровый снаряд «Зверобоя» попадает «королевскому тигру» под башню, это надо видеть… Впрочем, и в лобешник получается тоже не– плохо.)
В общем, танки пошли лавиной, а следом пехота с орудиями в боевых порядках. Когда немцы спохватились, было уже поздно бросать отвлекшиеся на нас войска навстречу танкам и атакующей дивизии. Успели только те, что были ближе всех к месту прорыва, но это уже им могло помочь, как мертвому припарки.
Только не подумайте, что это была веселая прогулка – немцы дрались отчаянно. Не в этом бою, с месяц назад мне пришлось видеть стоявший в чистом поле наш танковый батальон – в полном боевом порядке, как они шли в атаку, так их всех до одного немцы и сожгли «фаустпатронами». А танковый батальон, между прочим – двадцать семь машин. Это тоже надо было видеть…
Ко второй половине дня немцы начали отступать – в спешке, но организованно, без малейших признаков драпа. Видимо, они уже поняли, что не удержатся, и уходили туда, где километрах в двенадцати, по данным авиаразведки, успели возвести солидные инженерные сооружения, за которые явно и собирались зацепиться – лихим прорывом их было не взять.
Нам со штрафниками пришлось еще пообщаться с двумя батальонами того самого сводного морского полка, прикрывавшими отход. Но уж на сей раз мы выставили вперед все имевшиеся в наличии пулеметы, подключили нашу батарею и до рукопашной их не допустили. Правда, и без нее, когда все кончилось, оказалось, что я потерял примерно четверть батальона и еще два броневика, полугусеничный трофейный и наш «шестьдесят четвертый». Штрафники в живой силе потеряли и того больше – такие операции, как наша, дешево не даются…
Располагавшийся километрах в пяти от передовой главный город гау (то есть по-нашему – областной центр) немцы сдали без боя, что было на них чуточку не похоже – обычно за крупные города они старались держаться до последнего. А город был крупный – по нашим данным, тысяч семьдесят населения, с изрядным числом старых каменных зданий, где сам бог велел устроить опорные пункты. Ну, мы давно уже поняли: не тот немец пошел. На берлинском направлении (куда и шли Конев и Жуков) они дрались отчаянно, цепляясь за каждую кочку и уж тем более – укрепление, а вот на других направлениях случалось по-вся– кому…
Словом, в город мы вошли осторожно, выслав по нескольким направлениям моторизованную разведку, но где-то через полчаса обнаружили, что он немецкими войсками оставлен. И снова знакомая картина – чуть ли не из каждого окна жилых домов свисают разнокалиберные полотнища, импровизированные белые флаги, ни единого цивильного немца на улицах. В одном месте, правда, выскочил из переулка гитлерюгендовский щенок лет тринадцати и нацелился в наш танк из «фауста» – вот только «фауст» у него не сработал, то ли был неисправен, то ли этот сопляк не умел с ним обращаться, хотя штука простейшая (наши солдаты их набрали столько, что порой забавы ради постреливали вдали от начальства, а однажды рыбу глушили вместо гранаты – и вы знаете, ведра два собрали…)
