Около трех часов пополудни наступил отлив, и наше судно оказалось сидящим на илистом песке как бы в рамке глубиною не более пяти футов. Это было на расстоянии мушкетного выстрела от берега, довольно высокого, но на который можно было взобраться. Мы и решили высадиться на него и перевезти свои вещи с судна. Для этой цели мы спустили шлюпку, в которую сели двенадцать наших самых храбрых, хорошо вооруженных людей, и послали их на разведку, поручив выбрать место невдалеке от берега, где мы могли бы расположиться лагерем, не удаляясь от корабля. Как только они высадились, с высокого холма, находившегося невдалеке от берега, они внимательно осмотрели местность. Но они не увидели ни домов, ни селений, никаких признаков того, что место обитаемо. Почва была песчаная, и никакой растительности, кроме дикорастущего кустарника, не было.
Они не обнаружили ни ручья, ни реки в тех местах, которые им были видны, и, не имея времени в тот день продолжить разведку, вернулись обратно через три часа, не рискуя удалиться в глубь неизвестной страны. На следующий день они снова высадились на берег, и им было дано приказание вернуть шлюпку и лодку, чтобы мы могли постепенно перевезти людей на землю. Мы решили также перевезти на берег все, что было у нас ценного, а в особенности оставшиеся боевые припасы, которые, слава богу, не были попорчены. Все приказания исполнялись с такой точностью и старанием, что на следующий день после крушения мы высадились на берег с лучшей, самой необходимой частью наших припасов. Те, которые перебрались первыми, расположились на возвышенном месте на берегу около моря против нашего корабля: приблизительно на 40° южной широты по нашим самым точным измерениям. Это место было защищено со стороны суши и моря так, что наши часовые могли с высоты видеть все, что происходит в окрестностях. Выбранное нами место было надежным и удобным. Сюда-то мы и перевезли постепенно всех наших людей, съестные припасы и товары, оставив десяток людей на корабле до тех пор, пока при приливе окажется возможным снять судно с мели или принять какие-нибудь другие меры. Как только мы перебрались на берег, мы собрали совет, для того чтобы обсудить меры самозащиты. Было решено, что на суше остается тот же порядок, что и на море, до тех пор пока положение не изменится. Затем было решено свершить общую молитву, чтобы поблагодарить бога за его благость по отношению к нам, за чудесное спасение нашего имущества, и молить о помощи нам в совершенно незнакомом месте, где мы можем попасть во власть дикарей или умереть с голоду из-за отсутствия съестных припасов, если милосердный бог не позаботится о нас так, как заботился и раньше.
После этого офицеры разделили людей на три отряда, два из них должны были без перерыва работать в лагере и обнести его окопами, чтобы предохранить нас от неожиданных нападений, а третий был отправлен в глубь страны на поиски дров и чего-нибудь съедобного. Те же, которые остались охранять корабль, получили приказание осмотреть, в каком состоянии он находится, и выяснить возможность его использования. После тщательного осмотра они установили, что киль с такою силою врезался в песок, что оказался разбитым, и настолько глубоко увяз, что было уже невозможно вытащить его. Они добавили, что, по их мнению, киль следовало бы разломать на части и из этих обломков соорудить одну или пару шлюпок и отправить их в Батавию. Этот совет был одобрен, и были выбраны наиболее подходящие люди для его выполнения.
Отряд, посланный на разведку, не рискнул зайти далеко в глубь страны из страха перед какими-нибудь злоключениями и вскоре вернулся в лагерь в надежде, что, когда мы лучше укрепимся и будут поставлены пушки, они смогут лучше обследовать местность. Все же они нам принесли дров и нечто вроде ежевики, в изобилии росшей на кустарнике. Те, которые шли по берегу моря, нашли большое количество устриц и других раковин, что позволило нам сберечь имевшиеся на корабле съестные припасы, которых, по нашим точным расчетам, могло хватить лишь на два месяца. Это соображение заставило нас подумать о способах растянуть продовольствие на наиболее долгий срок, а это возможно было сделать, лишь урезывая его и прибавляя другие съедобные продукты. Заметив, что море в некоторых местах богато рыбою, мы приготовили сети и рыболовные снасти. Улов оказался столь хорошим, что мы питались отчасти рыбою, раковинами и ежевикою, о которой мы уже говорили. Поэтому мы сократили порции съестных припасов с корабля, доведя их до восьми унций в день. Мы еще не нашли пресной воды, а в ней мы больше всего нуждались. Хотя мы и выкопали колодец, в котором было воды с избытком, но она была соленая из-за близости моря, нездоровая и неприятная на вкус.
Наши разведчики, делавшие каждый день новые открытия, осмотрели местность приблизительно на десять миль вокруг нашего лагеря; не найдя никаких следов человека или животных, они уходили все дальше, но все же не нашли на этой громадной песчаной равнине ни одного живого существа, кроме нескольких змей, какой-то породы крысы величиною с кролика и птиц, похожих на диких голубей, но несколько крупнее, которые питались ежевикой. Они застрелили несколько штук и принесли в лагерь, и мы, попробовав, нашли их очень вкусными, в особенности птиц. Эти новые открытия заставили нас сократить укрепительные работы, мы ограничились тем, что выкопали небольшой ров вокруг лагеря и решили, что это может служить достаточной защитой в необитаемой местности. В самых удобных местах мы расставили пушки и не страшились больше ни людей, ни животных; нам оставалось опасаться только голода и превратностей погоды. Хотя мы и не знали климата, но он нам показался здоровым за четырнадцать дней, уже проведенных на этом берегу, во время которых сооружалась шлюпка. Через несколько дней она была готова выйти в море с провиантом на восемь человек, рассчитанным на шесть недель, – это все, что мы могли дать им с собою. Когда же поднялся вопрос о выборе восьми человек для поездки в Батавию, наши матросы заспорили о том, кому ехать в это путешествие, потому что было мало желающих пуститься в плавание, а все же было необходимо, чтобы кто-то предпринял его. Было решено выбрать несколько лучших матросов и предоставить им бросить жребий между собою, чтобы разрешить спор. Так и сделали. Жребий пал на самого хозяина судна, на одного матроса, прозванного Принцем, и еще на шесть других, имена которых я забыл. Когда они увидели, что сама судьба была за то, чтобы ехать именно им в это путешествие, они без сопротивления повиновались. После того как мы договорились о сигнале, который мы дадим, для того чтобы можно было отыскать нас в случае, если они вернутся с помощью, они простились с нами и сели в шлюпку. Ветер дул с берега, и они, воспользовавшись им, чтобы выйти в море, вскоре скрылись с наших глаз, а мы стали молиться богу и просить его об их благополучном возвращении, возложив всю надежду на его милосердие.
В тот же день мы собрали совет, для того чтобы решить, на каком образе правления нам остановиться, какой больше всего подходил бы к нашему положению. Несколько наших офицеров уплыли на шлюпке, и наш морской порядок отчасти изменился, да и мы сами пришли к заключению, что он не совсем подходит к жизни на земле. Было сделано несколько предложений, не оставшихся без возражений, и, наконец, после нескольких замечаний, было решено установить военное управление под начальством генерала и нескольких подчиненных ему офицеров, образующих Верховный военный совет, которому предоставляется право разрешения и проведения всех вопросов. Когда дошло до выбора из всей нашей компании начальника, то взоры всех повернулись в сторону моего друга Ван-де-Нюи, и все хотели воздать ему эту честь, потому что он был самым значительным из всех нас человеком и имел много имущества на корабле. Но он скромно уклонился, сказав, что слишком молод и слишком малоопытен в военном деле, чтобы достойно справиться с такого рода обязанностями, что в подобном случае следовало бы выбрать человека более опытного, чем он; он указал, что никогда не был на войне и никогда не занимал общественных должностей. Заметя тревогу и замешательство на лицах присутствующих, он сказал, что благодарит за любовь и уважение, что ему бы хотелось быть достойным предлагаемого ему назначения, но так как он не обладает такими способностями, чтобы быть достойным генералом, он просит разрешения рекомендовать человека, вполне способного справиться с этой задачей, который занимал командные должности в Европе в двух армиях, несколько лет провел в путешествиях, что, безусловно, дало ему большие познания в политике. Он добавил, что этот человек известен им всем, и он осмеливается утверждать, что они уже питают к нему уважение, хотя они его и меньше знают, чем он сам, которому с давних пор известны его хорошее поведение и честность. «Это лицо, о котором я говорю, – сказал он, указывая на меня рукою, – капитан Сиден, руководству и авторитету которого я охотно подчинюсь, если вы захотите его избрать нашим генералом».
