Закрываю глаза.
— Меня тошнит, — жалуюсь я. — Сейчас вырвет.
И тут же сгибаюсь пополам. Меня рвет прямо на пол, никто не реагирует.
Моя голова висит между коленей. Смотрю на лужицу слизи ни полу.
— Верно ли, что Петер Вандам занимался реконструкцией вашего дома?
— Да, — и снова по моему телу пробегает дрожь. — Верно.
Внезапно голос переводчика меняется.
— Вам известно, что человек, которого вы наняли на эту работу, убит в прошлую пятницу около половины одиннадцатого вечера?
Я смотрю на него.
— Да, известно. Мне сказали об этом полицейские, которые меня вчера арестовали.
42
Снотворные препараты — не очень хорошее средство, чтобы отравить человека. То ли дело антидепрессанты! Рецепт на них легко получить у деревенского лекаря мсье Родэ, но если причина смерти Петера станет известна полиции, я окажусь в самом начале списка подозреваемых. Предполагаю, что эскулап ведет учет лекарств, отпущенных по его рецептам, и в аптеке это тоже регистрируется.
Конечно, отличным способом получить то, что нужно, оставался Интернет. Я запросто могла заказать коробочку с нужным препаратом в Америке, воспользовавшись призывами одной из полулегальных или даже наверняка подпольных организаций, предлагавших свои услуги всем подряд.
Но чтобы получить бандероль с этими пилюлями, мне нужно было бы указать адрес, а расплатившись за них, я все равно оставила бы след. План отравить Петера какими-нибудь лекарственными средствами повис в воздухе.
Вариант с растительными ядами представлялся мне оптимальным. Выбрать было из чего — клещевина, наперстянка и прочие смертельно ядовитые растения. В интернет-кафе я просидела в сети три четверти часа, разыскивая информацию о смертельно опасной флоре, после чего ввела в строку поиска имя Петер Вандам. Компьютер выдал мне одного Петера Вандама, и это был не наш. Но если он действительно находится в бегах, было бы просто глупо жить под своей настоящей фамилией. А Петер умен.
То, чем я сейчас занималась, не имело смысла. Я это понимала.
Наверное, я пришла сюда, чтобы хоть как-то вернуть себе ощущение, что контролирую свою жизнь. Я вышла из системы, расплатилась с администратором за стойкой и отправилась домой. На улице поплотнее запахнула куртку и, опустив голову, через завесу моросящего дождя направилась к машине. Уголком глаза я заметила, что за «вольво» припаркован темный внедорожник. В нем кто-то сидел.
Сердце подпрыгнуло и застряло в горле. Петер.
Он вылез из машины и пошел ко мне. Капли дождя скользили по его волосам, мрачному лицу и падали на землю.
— Нам нужно поговорить.
Я смотрела на него во все глаза. Струйки воды стекали по воротнику прямо под одежду. Я дрожала.
— О чем?
— Идем в машину. Что стоять под дождем?
Я покачала головой. Садиться в его «лендровер» я не собиралась. Крепко сжала связку ключей в кармане. В ту же секунду Петер схватил меня за руку и потянул за собой. Я попыталась высвободить руку и чуть не упала.
— Симона, я не сделаю тебе ничего плохого… Я…
Я пыталась вырваться.
— Погоди…
Не отпуская моей руки, Петер достал из заднего кармана брюк банкноты по 50 и 100 евро.
Целую пачку. Он сунул деньги в мою мокрую руку и сжал мои пальцы в кулак. Такой вот богатый дядюшка, который хочет осчастливить любимую племянницу. Я в недоумении смотрела на деньги. Их было много. Судя по всему, Петер вернул мне все, что я заплатила ему за эти недели.
— Спрячь, — сказал Петер. — Это твои деньги. Ваши деньги. Я хочу… Нам нужно поговорить. Ну пожалуйста.
Я попробовала сглотнуть слюну, но сердце до сих пор стояло в горле. Он снова сделал что-то непонятное. В ушах у меня шумело.
— Я не понимаю…
Петер посмотрел на меня так, что, будь ситуация другой, я назвала бы этот взгляд беспомощным, но сейчас я ни в чем не была уверена. Кроме одного — я не хотела садиться в его машину. Слишком рискованно. Он может тут же задушить меня и бросить труп где-нибудь в лесу. Спрячет в овраге, и все.
Петер Вандам меня шантажировал. Он преступник, имеющий связи с террористами. Сегодня он меня выследил. По крайней мере час ждал на улице.
А может быть, он случайно заметил нашу машину? Нет. Он ведь вернул мне деньги. Эта встреча была спланирована.
Я ощущала себя жертвой, которая была не в состоянии ни убежать, ни сопротивляться.
Петер опустил глаза. Наконец он заговорил.
— Симона… Прости меня. Я зашел слишком далеко. Я много думал об этом и понял, что был неправ. Я должен попросить у тебя прощения.
Порывы ветра терзали мою куртку и трепали волосы.
Петер быстро огляделся.
— Смотри, вон кафе. Туда ты тоже не решишься пойти? Ты боишься идти со мной в кафе? Я ничего тебе не сделаю. Правда, ничего.
Я проследила за его взглядом. На противоположной стороне дороги действительно было небольшое кафе.
— Хорошо, пойдем, — неуверенно согласилась я.
Петер отпустил мою руку. Мы перешли улицу. Он открыл мне дверь.
Внутри было очень тепло. Паркетный пол. Несколько квадратных металлических столиков. На темных столешницах краснели блестящие пепельницы и вазочки с искусственными цветами.
На стене рядом с баром — дартс. Кроме нас посетителей в этом заведении не было. Петер подвел меня к столику, стоящему вдали от окна, как будто не хотел, чтобы нас видели вместе.
Я села на краешек стула. В зале появился официант в белой форменной куртке и вязаном жилете.
— Чай, кофе? Или что-нибудь покрепче? — спросил меня Петер.
— Чай.
Он заказал мне чай, а себе кофе и попросил меню. Я мельком посмотрела на часы. Без десяти двенадцать. Дома уже должны садиться за стол. Лоток с печеным картофелем, брокколи и мясным рулетом стоял в духовке. Все было готово, оставалось только разогреть.
— Пересчитай, — Петер кивнул на карман моей куртки. — Там все, что ты мне заплатила.
Я отрицательно помотала головой и поглубже затолкала деньги. Сняла куртку и повесила ее на спинку стула. Пусть просохнет. Петер положил свою коричневую кожанку на стул рядом с собой.
Он тяжело вздохнул.
— Прости меня, — голос его звучал мягко, если не сказать задушевно. — Я поступил гадко… Не нужно было мне этого делать. Хочу, чтобы ты знала, — мне очень жаль. Я так разозлился на тебя. По крайней мере, думал, что на тебя. На самом деле я был зол кое на кого другого.
На Мишеля?
— До Клаудии у меня была подруга. Мы познакомились здесь, почти сразу после того как я приехал. Я был один, она тоже… Мы решили жить вместе. Она стала для меня всем.
