— Чтоб вы все сдохли, сволочи!
Вера смачно плюнула на пол и выскочила за дверь.
— Что вообще происходит? — завелась Дебихина, осматривавшая одного из пациентов. — Что за армагеддон такой? И куда она ушла? Ей же до утра работать!
— Вера Алексеевна, у нас больше не работает, — сказал Денис Альбертович, подходя к сестринскому посту. — Я так понимаю, что и Надежда Алексеевна тоже.
— Опаньки! — Дебихина по-простонародному хлопнула себя ладонями по бедрам. — А кто же работать будет? С сестрами и так был напряг…
— Сегодня я останусь, а завтра вместо Надежды на сутки выйдет Виктория, — сказала Ирина Константиновна. — А я прямо сейчас пойду трясти Маргариту Самвеловну, может она нам кого-то из других отделений даст на время.
Маргаритой Самвеловной звали главную медсестру больницы, эффектную молодую брюнетку, похожую на врубелевскую Царевну-Лебедь. Данилов был знаком с ней заочно — видел фотографию на сайте, когда изучал больничную администрацию.
Денис Альбертович посмотрел на Данилова и качнул головой в сторону своего кабинета.
— Ну и дела! — сказал он, усевшись за свой стол. — С одной стороны, хорошо, что мы их больше не увидим, а с другой плохо, что они не ответят за свои дела.
— Вы уверены, что они действовали вдвоем? — Данилов сел на диван и закинул протезированную ногу на здоровую.
[29] — Почему? Вера раскололась?
— Вера строила из себя оскорбленную невинность, — Денис Альбертович закатил глаза и покачал головой, давая понять, что спектакль был еще тот. — Но они же очень близки. Даже если Надежда в этом не участвовала, то она знала, что делала Вера, в этом никаких сомнений быть не может.
— Вам виднее, — ответил Данилов. — Вы их лучше знаете. Что же касается ответственности, то тут действительно ничего не докажешь. Но не могли же мы ждать, пока она угробит кого-то еще, причем — на глазах у свидетелей. Этого можно было прождать до морковкина заговенья. Черт с ними, я верю в высшую справедливость и в то, что в конечном итоге все получают по заслугам. Главное, что пациенты больше не будут умирать понапрасну.
— Да, это главное, — согласился Денис Альбертович. — С меня, Владимир Александрович, обещанная «поляна». Готов выслушать ваши пожелания.
— Вы мне вчера авансом ее накрыли, — усмехнулся Данилов. — Не помню, когда ел такие богические стейки.
Новомодное слово «богические» перекочевало к Данилову из лексикона дочери. Произнесешь и думаешь: «хорошо, что мама не слышит». Мать Данилова все отступления от норм литературного русского языка воспринимала в штыки. Если непутевый сын приходил домой пошатываясь, но говорил: «Прости, мама, выпил лишнего после дежурства», то никаких репрессивных мер к нему не принималось — прими душ и отсыпайся. Но стоило сказать: «что-то я пережрал, мама», как сразу же приходилось выслушивать пространную лекцию о вреде алкоголизма и о деградации личности, к которой приводит эта пагубная привычка. В качестве наглядного примера деградации приводился лексикон алкоголиков — «пережрал», «набухался», «залил шары» и тому подобное.
— Это был скромный домашний ужин, — возразил Денис Альбертович, — а то, что вы сделали, достойно роскошного банкета. Так что, назначайте, где и когда.
— В пятницу вечером в «Бухом Ильиче», — ответил Данилов. — Знаете это место? Милый такой бар у станции «Площадь Ильича». Вкусное пиво, хорошая пицца, демократическая обстановка…
— Может, выберем что-то посерьезнее?
— Там, где «посерьезнее», будет скучно. А в «Ильиче» весело. Только столик забронируйте заранее, лучше в подвале, там потише…
— Как скажете, — Денис Альбертович записал в настольном органайзере название заведения. — В восемь нормально?
Данилов кивнул.
— А вы у нас до конца марта не доработаете? — спохватился Денис Альбертович. — Мне так не хочется расписание перекраивать…
— Без проблем. Если надо, то я и в апреле подежурить могу, — предложил Данилов. — Мне не в тягость, особенно если никакими посторонними делами заниматься не нужно.
— Следствие закончено, забудьте, — Денис Альбертович прищурился. — Смотрели этот фильм?
— Не припоминаю, — признался Данилов после небольшой паузы, — хотя название кажется знакомым. Что-то из детства…
— Семьдесят первый год. Режиссер Дамиано Дамиани, тот, что снял первый сезон «Спрута». Сюжет стандартный — Италия, мафия, тюрьма, одиночка пытается противостоять системе… Я, знаете ли, фанат итальянской классики.
— А я в детстве был влюблен в Орнеллу Мутти, да так сильно, что она мне каждую ночь снилась, — Данилов ностальгически прикрыл глаза. — Увидел ее в «Укрощении строптивого» — и влюбился с первого кадра. Так что мы с вами — родственные души.
Глава девятая
Бесконечная последовательность отрицаний
Лишний раз мелькать в отделении отныне не было нужды, поэтому в следующий раз Данилов встретился с Денисом Альбертовичем только в пятницу, в баре.
— Имел крайне неприятный разговор с главным врачом, — сразу же доложил Денис Альбертович. — Мне было сказано, что я перекладываю свою вину на других, нервирую сотрудников, вынуждаю увольняться ценные кадры и вообще развалил отделение…
— Ого! — хмыкнул Данилов.
— В общем, с исполнения обязанностей я на заведование уже не перейду, а перейду в какой-нибудь другой стационар…
То ли Денис Альбертович хорохорился, то ли его все настолько достало, что уже и заведовать отделением не хотелось, но говорил он о своем предстоящем отстранении совершенно спокойно, без малейших признаков недовольства или печали.
— Чувствуется, что ваш главный врач большой мандражист и не очень умен, — сказал Данилов.
— Вы видели хоть одного начальника, который не держался бы за свое место? — Денис Альбертович недоверчиво прищурился. — Таких не бывает.
— Встречаются, но редко, — скромно возразил Данилов, совершенно не собиравшийся рассказывать о том, как один главный врач станции скорой помощи голода Севастополя, совершенно не ценивший своего высокого положения, стал директором севастопольского департамента здравоохранения, а затем отказался от должности в министерстве.
[30]
— Они просто хорошо маскируют свою истинную сущность, — не сдавался Денис Альбертович. — Взять, к примеру, главного на моем прежнем месте работы. С одной стороны по три раза на дню угрожал «бросить все и уйти», а с другой продолжал работать в свои шестьдесят семь, несмотря на то, что давно бы мог выйти на пенсию…
«А может и я маскирую свою истинную сущность, только сам этого не осознаю? — подумал Данилов. — Иначе бы вообще не поехал бы в Севастополь?».
