Возник конфликт между Годвине и его сторонниками, с одной стороны, и королем и его приверженцами — с другой. Открытого столкновения не произошло, но эрл был объявлен вне закона, и ему с семьей пришлось искать убежища во Фландрии и Ирландии. Для того чтобы Годвине не мог воспользоваться портами на другом берегу Ла-Манша для набора кораблей и наемников, король Эдуард попытался наладить отношения с молодым герцогом Нормандии Вильгельмом, наверняка напомнив ему о том, что его отец проявил немалую щедрость по отношению к Эдуарду, некогда жившему изгнанником в Нормандии. До этого Исповедник не предпринимал никаких попыток сблизиться с герцогом. В середине тридцатых годов Вильгельм был еще несовершеннолетним и вряд ли проявлял интерес к английским раздорам.
[350]
В результате (если сообщение в Англосаксонской хронике не является позднейшей вставкой) герцог нанес кратковременный визит в Англию, прервав военные действия против Анжу, и был принят королем. Возможно, они заключили соглашение, призванное закрыть эрлу Годвине доступ в порты Нормандии и нейтрализовать влияние союзника Годвина, графа Бодуэна Фламандского, после чего герцог вернулся домой. Подоплекой визита Вильгельма был тот факт, что английские короли добивались союза с нормандцами с девяностых годов X века, надеясь таким образом получить союзника в борьбе с набегами викингов. Никто из нормандских хронистов, правда, не рассказал о встрече Вильгельма и Эдуарда — несмотря на их стремление представить герцога Нормандии избранным наследником английского короля. Судя по всему, на этой встрече, единственной после коронации Эдуарда, вопрос о наследовании не поднимался.
[351]
Позднее нормандские хронисты утверждали, что Эдуард заставил трех главных эрлов королевства, Годвине Уэссекского, Леофрика Мерсийского и Сиварда Нортумбрийского, а также епископа Стиганда (нормандские авторы именуют его архиепископом, хотя он занял кентерберийскую кафедру позднее) поклясться в верности нормандскому герцогу как наследнику короля и отправил архиепископа Роберта проинформировать об этом Вильгельма.
Проблема заключается в том, что Роберт лишь дважды имел возможность принести эту весть нормандскому герцогу. Первый раз — еще до ссоры короля с эрлом Годвине, в 1051 году, когда он ехал через Нормандию в Рим, чтобы получить от папы свой епископский паллий. Но в этом случае клятву верности герцогу должен был приносить Роберт, а вовсе не Стиганд, который в то время являлся всего лишь епископом Винчестерским. Если подобная клятва и была принесена, то именно Роберт давал ее вместе с эрлами. Второй раз это могло произойти после триумфального возвращения эрла Годвине в 1052 году, после того как Стиганд сменил Роберта на архиепископской кафедре. Когда Годвине прибыл в Лондон и начались переговоры о примирении короля и эрла, архиепископ Роберт бежал из страны на какой-то дырявой посудине и укрылся в Нормандии.
[352]
Некоторые утверждают, что именно тогда король уведомил герцога о том, что тот избран его наследником. Неувязка заключается в том, что Роберт прибыл в Нормандию раньше, чем Годвине вернул себе утраченное влияние, а Стиганд был назначен архиепископом. В таком случае Роберт не мог знать о клятве признать Вильгельма в качестве наследника короля, данной Стигандом и тремя эрлами. Потому эта часть нормандской аргументации в поддержку притязаний Вильгельма лишена всякого смысла. Торжествующий эрл Годвине ни за что не дал бы подобной клятвы в 1052 году, и нет причин предполагать, что он дал бы ее в 1051-м, в атмосфере взаимного недоверия между ним и королем. Разумеется, в английских источниках нет ни единого намека на обещание Эдуарда. На самом деле нормандские авторы просто перенесли на английскую почву нормандскую традицию назначения наследников, тогда как в Англии подобный обычай был неведом.
Не исключено, что какое-то время Эдуард действительно намеревался сделать своим наследником Вильгельма, но остается неясным, перешел ли он от мыслей к действиям. В любом случае слово короля было весомым, но никак не решающим при выборе преемника. До 1051 года в Англии еще надеялись, как, возможно, надеялся и Эдуард, что королева Эдита родит ему наследника. В сороковых годах в том, что наследник у короля будет, не сомневался никто. Быть может, именно в пятидесятых, когда стало ясно, что королева Эдита наследника не принесет (возможно, после рождения мертвого ребенка), но до 1054 года, когда епископ Элдред Вустерский отправился в Германию на поиски сына Эдмунда Железный Бок, король Эдуард какое-то время обдумывал возможность передачи трона герцогу Нормандии; свидетельств тому, однако, не сохранилось.
[353]
Отсутствие детей у Эдуарда вызывает вопросы у историков только в связи с утверждениями, будто король оставался девственником до конца своих дней. Но эти заявления фигурируют лишь в источниках, относящихся к периоду после нормандского завоевания Англии. Если брак короля, что скорее всего, был абсолютно нормален, то проблемы возникли лишь тогда, когда стало ясно, что корева не родит наследника.
Тем не менее, герцог, по всей видимости, одержимый навязчивой идеей, убедил сам себя, что он — избранный наследник Эдуарда. Как это могло случиться? Если отбросить как несостоятельную версию о посольстве архиепископа Роберта, который якобы прибыл в Нормандию, чтобы сообщить герцогу весть о признании его наследником, то единственным возможным решением видится следующее. Роберт, который некоторое время жил при герцогском дворе, либо сразу после бегства из Англии, либо после возвращения из Рима (куда он отправился, чтобы пожаловаться папе на свое изгнание), рассказал Вильгельму, что еще до того, как епископу пришлось покинуть Англию, король уполномочил его, как одного из своих наиболее близких советников, известить герцога, что Эдуард видит его наследником английского трона. Эдуард мог, хотя и безо всякой определенности, говорить о возникшей проблеме наследования во время визита герцога в Англию, так что слова архиепископа пали на подготовленную почву. Вильгельм из Пуатье и в самом деле утверждает, что Роберт, на правах архиепископа Кентерберийского, выступал «посланником в этих делах» и что король отправил его в Нормандию, чтобы сообщить герцогу Вильгельму о своей «решимости сделать его наследником трона, добытого его трудами». Он добавляет, что король Эдуард послал Вильгельму заложников при содействии всё того же Роберта. Вполне вероятно, что в период своего изгнания архиепископ Роберт не раз заявлял Вильгельму, что король Эдуард доверил ему такую миссию. Затем Вильгельм убедил сам себя, что он действительно избранник Эдуарда. Разве не был он племянником матери короля? Разве не было у короля долга благодарности перед отцом Вильгельма, герцогом Робертом, и его дядей, герцогом Ричардом? Вильгельм с готовностью принял слова архиепископа Роберта, и эта мысль, засев у него в голове, в последующие четырнадцать лет выросла в твердую уверенность.
