В свете подобных утверждений встает вопрос, как сказались столь значительные потери на общей численности населения Англии. Неизвестно, сколько людей погибло, умерло своей смертью или отправилось в изгнание в ходе нормандского завоевания, однако вследствие этого значительная часть следующего поколения так и не появилась на свет. Подсчеты численности населения в Англии в 1086 году, основанные на оценке количестве людей, упомянутых в «Книге Страшного суда» и дополняющих ее документах, дают цифры от 1,4 до 2,5 миллиона жителей, в зависимости от того, какая часть населения, по мнению данного конкретного исследователя, упомянута и какой коэффициент используется, чтобы учесть, что переписчики вписывали в книгу только главу хозяйства. (По оценке Ф. У. Мэйтленда, в Англии проживал 1 375 000 человек.) Не столь уж невероятно, что без потерь, понесенных страной в ходе завоевания, к 1086 году население Англии достигло бы трех миллионов. Неизвестно, сколько людей жило на болотах, пустошах и холмах; в «Книгу Страшного суда» не вошли наемники и безземельные рыцари. В ней не учтено население Лондона, Винчестера и некоторых других городов, а также не имевшие земли горожане, королевские сержанты, монахи и монахини. Не были переписаны север Англии и часть поселений Йоркшира.
Известно, что административная машина англосаксонского королевства, как показывает недолгое правление короля Гарольда, накануне завоевания функционировала в должном порядке. Затем она оказалась в руках нормандской знати, которая разрушила ее, возможно потому, что не до конца понимала, как она работает.
В любом случае, успех короля Вильгельма может объясняться закономерностью, подмеченной Г. У. К. Дэвисом: страна с хорошо развитой системой правления, такая как Англия XI века, с большим успехом может отразить вооруженное вторжение, нежели хуже организованное королевство, но в случае завоевания над ней легче устанавливается контроль. Это происходит оттого, что в таких странах сложно развернуть успешную партизанскую войну, поскольку эффективное правление в предшествующий период не оставляет простора для реализации этой возможности.
Королю Вильгельму досталась страна, где за местное и центральное управление отвечали умелые люди. Как только епископы, часть настоятелей, герефы согласились поддерживать завоевателей, система скиров и сотен, вкупе с эффективной трансляцией воли монарха посредством письменных указов, обеспечила нормандскому королю возможность установить в должной мере контроль над захваченными территориями. Практически каждый владелец земли в Англии в это время имел над собой господина и был включен в систему правосудия и налогообложения. Каждая деревня входила в определенную «сотню», суд которой собирался ежемесячно; кроме того, существовали суды скиров, которые собирались дважды в год. В распоряжении короля Вильгельма оказалась уникальная система сбора податей, которая позволила ему собирать со всей страны «гельд» на свои нужды и оплату наемного войска.
Единственными регионами, оказавшими сопротивление после Гастингса, оказались пограничные области, где административная система была менее развита, или наименее освоенные края, такие как топи Восточной Англии. Будучи коронован и помазан на царство, Вильгельм мог требовать подчинения от своих «государственных служащих» — епископов, настоятелей и шерифов, и использовать «вымогателей» гельда для сбора нужной ему суммы. Он мог ознакомиться с документами, такими как податные листы, где в точности было указано, сколько гайд или карукат, с которых выплачивается подать, имеется в каждом скире, и с кого он мог требовать уплаты подати.
Вильгельм мог послать своих людей в сопровождении вооруженного эскорта на судебное собрание скира или сотни, снабдив их королевским указом с печатью, чтобы те передали волю короля и собрали для него «гельд». Он впервые воспользовался этой системой уже в январе 1067 года, установив такой размер «гельда», что возмутилась вся страна. Так сама англосаксонская система управления, очутившись в руках нормандцев, стала орудием угнетения.
Вильгельм Незаконнорожденный использовал ее в процессе массового перераспределения земель и передачи их нормандцам. Он захватил владения тех, кто был убит в битвах 1066 года, прежде всего в битве при Гастингсе, а затем стал забирать земли всех, кого можно было обвинить в мятеже, поскольку они сопротивлялись его власти. При этом он пользовался правами коронованной особы и апеллировал к утверждению, что он является законным наследником короля Эдуарда (что автоматически превращало в мятежника каждого, выступавшего против него).
Высшие церковные иерархи, в особенности епископы, многие из которых были чужеземцами по рождению, охотно поддерживали нормандского короля, чтобы сохранить за собой право на земли, принадлежавшие их епархиям. Вильгельм убедил их в своем твердом намерении создать англо-нормандское королевство, где нормандцам и англичанам будет в равной мере обеспечена защита. Но этому не суждено было сбыться, так как Вильгельму, помимо прочего, нужно было удовлетворить алчность «разношерстной команды» авантюристов, которые помогли ему завоевать Англию и которые теперь ожидали за свою помощь достойной награды.
В первые годы правления Завоевателя в стране царил хаос. Многие нормандцы и прочие сторонники короля воспользовались этим, чтобы завладеть обширными поместьями, принесшими им несметные богатства; другие, напротив, жаловались, что им достались выжженная земля и владения, опустошенные голодом и войной. Значительная часть земель была просто захвачена, и лишь немногие нормандские сеньоры обходились без вооруженного эскорта. Мы можем подсчитать ущерб, нанесенный завоеванием нескольким графствам. В Кенте, согласно «Книге Страшного суда», среди землевладельцев осталось очень мало англичан, так как именно на Кент обрушился первый удар нормандского вторжения. Многие тэны Дорсета погибли в битве при Гастингсе, и позднее — во время восстания в Эксетере и военных действий в Монтакьюте. Кембриджшир пострадал от последствий «мятежа трех графов». Шропшир оказался в руках Рожера Монтгомери: материальным потерям местных тэнов сопутствовало серьезное понижение статуса. Подобных примеров можно привести множество. Помимо прочего, «король Вильгельм ввел в Англии обычаи французов и принялся искоренять обычаи англичан», как писали монахи аббатства Бери-Сент-Эдмундс.
Любое сопротивление, даже самое ничтожное, считалось бунтом и вызывало ответное применение силы, а итогом оказывались новые конфискации земель. Большая часть английской знати и воинов была либо убита, либо искалечена, либо изгнана. В этой ситуации организованная борьба с завоевателями стала практически невозможной, восстания, когда они случались, решительно подавлялись.
Еще одним инструментом притеснения сделались замки. Они были меньше, чем прежние англосаксонские «бурги», укрепленные города, но позволяли нескольким сотням хорошо вооруженных людей держать под контролем все окрестное население, как это делает настоящая оккупационная армия. Эта милитаристская составляющая нормандского правления отразилась даже в архитектуре соборов и монастырей, возведенных после завоевания, — построенные из камня, они были увенчаны зубчатыми башнями, подобно замкам, которые и послужили для них образцом. Эти огромные постройки, как и каменные замки, доминировали над окружающим ландшафтом. Подобный воинственный стиль сохранялся и в последующие века: его влияние можно проследить в архитектуре портала церкви Сент-Осит в Эссексе или аббатства Бэттл, а также многих колоколен. Они подчеркнуто контрастировали с английскими церквами, которые, не будучи столь внушительными по размерам, украшались настенными росписями и гобеленами; в них использовались расшитые золотом и серебром облачения и инкрустированные драгоценными камнями сосуды. В отличие от нормандцев, англичане были искусными мастерами, а их женщины славились своими вышивками и золотым шитьем.
