Не следует придавать чрезмерного значения различиям в средствах выражения, используемых разными авторами при описании схожих событий. Рукописи Хроники вполне могли попасться на глаза гостившим в обителях аббатам и епископам, и их авторам приходилось проявлять благоразумие.
[260] Как говорилось позже о противниках действий Генриха I, «пусть тем, кто лает, отрубят ноги».
Иоанн Вустерский, писавший в XII веке, заявляет, что король Вильгельм «не прекращал разорять земли, убивать их обитателей и причинить им бесчисленные страдания».
[261] Гуго Кантор, Йоркский хронист, говорит, что всю округу «французы опустошили мечами, огнем и голодом». По сообщениям других источников, умерло столько людей, что некому было их похоронить, и на обширном пространстве между Йорком и Даремом не осталось ни одной населенной деревни; земля в этих краях долгие годы оставалась невозделанной.
Частично в причиненном ущербе, конечно, могли быть повинны и не нормандцы. Если северные источники считают весь урон, нанесенный Дарему и обнаруженный епископом Этельвине по возвращении из Линдисфарна, делом рук нормандских отрядов, то Уильям Мальмсберийский возлагает ответственность на эрла Госпатрика.
[262] Епископ обнаружил, что большое распятие, дар эрла Тости и его жены Юдиты, сброшено наземь, а собор разграблен. Некоторые утверждают, что Вильгельм просто наказал преступников; хроника Ившема поясняет, что король разорил Север, желая «истребить разбойников и воров, которые наводнили леса», но поскольку это утверждение, видимо, относится к лесным людям — silvatici, оно, скорее всего, является частью нормандской пропаганды, тем более что сам Этельви, настоятель Ившема, с самого начала поддерживал завоевателей. Тем не менее, часть разрушений в наиболее отдаленных северных областях произвел король Шотландии Малькольм. Весной 1070 года, когда Вильгельм возвратился на юг, шотландцы разорили некоторые части Дарема и Кливленда, тем самым усугубив последствия нормандского нашествия. Поскольку король Вильгельм отступил, так и не попытавшись занять спорные земли между Англией и Шотландией, эта часть территории осталась без правителя. Эрл Госпатрик по собственному почину разграбил Камбрию. Рано или поздно Вильгельму предстояло разрешить проблему крайнего севера страны, но в 1070 году он не предпринял ничего.
Согласно северным источникам, деревни обезлюдели и стали «прибежищем для диких зверей и грабителей». Земли были наводнены разбойниками, поскольку уцелевшие стремились выжить любой ценой. Можно с уверенностью сказать, что значительных массовых восстаний в Англии больше не было, хотя противники нормандского завоевания в стране оставались и не все очаги мятежа были погашены.
Значительная часть земель, особенно в городах, была занята под строительство замков, соборов, аббатств, церквей либо передана нормандским купцам. Горожане Шрусбери жаловались на трудности с уплатой податей, поскольку замок графа Рожера занял «51 mansurae» (городских делянок), а еще пятьдесят лежали в запустении, тогда как сорок три горожанина-француза сохраняли во владении те сорок три mansurae, с которых платили гельд еще при короле Эдуарде. Кроме того, граф предписал тридцати девяти горожанам платить подати выстроенному им в городе аббатству, хотя ранее они платили гельд наряду с остальными. Йорк пострадал, когда нормандцы запрудили реку Фосс, чтобы устроить ров, защищавший их замок с юго-восточной стороны. При этом под водой оказались две мельницы и целая «каруката» земли (120 акров). Для возведения башни Бейли были полностью снесены несколько улиц, а после ее постройки город оказался разбит на две половины. Даже в 1086 году еще оставалось 540 негодных и 400 частично пригодных участков земли для аренды. Некоторые были ликвидированы в 1069 году, остальные расчищены для создания внешней границы вокруг городских стен. Французские поселенцы заняли 145 семейных наделов, принадлежавших ранее тэнам и купцам.
[263]
События на севере отразились и на прочих областях Англии. Король ужесточил свою политику в отношении англичан и более целенаправленно стремился распределить их земли в качестве фьефов между нормандцами.
Города тоже страдали от действий завоевателей. В 1070 году в Винчестере двенадцать горожан лишились жилья из-за расширения нового королевского дворца; кроме того, часть территории города занял замок. В Линкольне половина застроенной домами земли, принадлежавшей Токи Аутисону, перешла в руки барона Жоффруа Альслена («унаследовавшего» земли Токи в нескольких областях) вместе с двумя церквами и усадьбой Токи — Токис-Холлом. Вторая половина земель Токи, на которой располагалось тридцать домов, была отдана епископу Ремигию под строительство Линкольнского собора.
[264] Подобные вещи происходили по всей стране — в Норвиче, Ноттингеме, Кентербери. На фоне столь масштабного захвата собственности бледнеют все обвинения в незаконном отторжении церковных владений, выдвинутые нормандцами против короля Гарольда.
Нормандские лорды подчинили своей власти уцелевших английских землевладельцев, расширив тем самым собственные угодья. В случае, если англичане поднимали бунт, новый лорд попросту забирал их землю себе. Как сказано в Ившемской хронике, когда «королевство было покорено нормандцами и во всей округе [Ившемского аббатства] не осталось никого из прежних лордов, сам аббат [Этельви] принял к себе на службу многих людей и со временем сделался покровителем еще большего их числа, ибо многие богатые люди из тех краев просили у него защиты от нормандцев». Но этот аббат был приверженцем нового короля; он получил право суда в семи западных графствах, скорее всего закрепленных за ним официально в 1070 году. В результате выжившие тэны, которые в дни короля Эдуарда владели землей и «могли перейти со своей землей к любому лорду, к какому только захотят» (до нормандского завоевания Англия была весьма мобильным обществом во всем, что касалось вассальных отношений), теперь должны были подчиниться нормандскому сеньору, ища у него защиты. Но в соответствии с новыми порядками отношения лорда с его людьми предполагали пользование землей на определенных условиях, т. е. за несение рыцарской службы либо сержантерию. Большая часть свидетельств, фиксирующих такие отношения, почерпнута из монастырских картуляриев, однако аналогичная система действовала, вероятно, и для людей, становившихся вассалами светской нормандской аристократии.
