Довелось — так властный -
Испечь им за вечер
Сотню слуг — правитель
Предполагаемое участие эрла в битве при Фулфорде тоже можно считать отголоском его подвигов в Йорке, хотя некоторые из его людей вполне могли сражаться в той битве.
[245]
Затем мятежники отступили из разоренного города и укрылись в болотах Линдси, надеясь соединиться с датчанами. Но датчане ушли из Йорка (ставшего после пожара непригодным для жилья) на остров Эксхолм, рассчитывая, что окружавшие его топи защитят их от врагов. До прихода Вильгельма часть датчан направилась к кораблям, а другие разбрелись по Линдси, гостя и пируя в деревнях; но появление короля вынудило их отступить.
Тем не менее, успех нормандцев оставался под вопросом. Сопротивление грозило сделаться более согласованным, поскольку вести о восстаниях распространялись по стране, вызывая новые мятежи. Но сердцем бунта по-прежнему оставался Север, патримоний святого Кутберта, располагавшийся в сфере досягаемости короля Малькольма, периодически оказывавшего врагам Вильгельма поддержку. Его планировавшийся брак с сестрой Эдгара Этелинга Маргаритой грозил еще прочнее объединить шотландского короля со сторонниками Эдгара; существовала большая вероятность возникновения независимого северного королевства под рукой Эдгара при поддержке Малькольма и Свейна. Одиннадцатого сентября скончался архиепископ Элдред, и это открывало возможность создания независимого архиепископства во главе с прелатом, выбранным нортумбрийцами в противовес нормандскому ставленнику. Архиепископ Элдред в последний раз появлялся на людях в Йорке во время одного из главных церковных праздников, на Пасху либо Пятидесятницу, и, как утверждается, вступил в спор с Вильгельмом Мале. Архиепископ заявил, что его ограбили люди шерифа, захватившие груз пшеницы и прочей провизии, предназначенной для его погребов, и потребовал вернуть украденное, угрожая Мале отлучением от церкви. Нормандец посмеялся над угрозами прелата, вероятно потому, что тот был англичанином, и оставил его требование без внимания. Тогда Элдред отправился в Лондон, чтобы обратиться к королю и добиться возмещения. Уильям Мальмсберийский пишет,
[246] что архиепископ не смог ничего добиться также и у короля, несмотря на напоминание, что именно он короновал Вильгельма и помазал на царство. При встрече архиепископ отказался даровать Вильгельму «поцелуй мира» и будто бы проклял короля за его дурные дела, обвинив в гонениях на английскую церковь. Он напомнил королю, что Господь и так уже позволил ему, Вильгельму, наказать англичан за грехи, пролив реки крови. Архиепископ якобы заявил:
«Вот тебе мое проклятие, ибо ты — гонитель церкви Божией и притеснитель служителей ее, преступивший клятвы, которые давал мне у алтаря святого Петра. Как я ранее неправедно благословил тебя, так теперь я по справедливости тебя проклинаю».
Далее легенда говорит, что смущенный и пристыженный король упал к ногам архиепископа, умоляя его о прощении и спрашивая, чем он заслужил гнев Элдреда. Приближенные короля угрожали архиепископу расправой, но тот презрел их угрозы, говоря: «Оставьте его [короля] лежать здесь, он лежит не у моих ног, но у ног святого Петра, ибо он нанес обиду его наместнику на земле».
Затем он смягчился, поднял короля на ноги и снял проклятие. Разумеется, архиепископ вернулся в Йорк с указом, в котором Вильгельму Мале предписывалось вернуть прелату его имущество.
С учетом характера Вильгельма, эта история представляется далекой от реальности, но ее можно принять в качестве иллюстрации перемен в отношении англичан к королю; она также отражает разногласия между королем Вильгельмом и архиепископом Элдредом, вызванные, возможно, недовольством Элдреда по поводу того влияния, которое теперь оказывал на короля архиепископ Ланфранк.
[247] Должно быть, о проблемах в отношениях Элдреда и короля стало известно многим, что и послужило основанием для подобных историй. Более достоверным кажется сообщение того же Уильяма Мальмсберийского
[248], что Элдред сетовал на размер «гельда»; возможно, реальная подоплека истории заключалась именно в этом. Хронист пишет, что архиепископ почитал короля, пока тот правил с умеренностью, но когда тот обложил свои провинции тяжелой данью, Элдред напомнил ему о законах его предшественника, короля Эдуарда. Возможно, архиепископ действительно прилюдно молился о том, чтобы король переменил свои решения. Ордерик Виталий рассказывает, что в 1069 году в церквах совершались молебны за успех восстания. Быть может, это стало основанием для ряда других легенд. В любом случае, архиепископ умер прежде, чем стал известен ответ короля на его жалобы, и возможно, прежде, чем снял проклятие — если оно вообще было произнесено. Некоторые считали причиной смерти архиепископа горе, вызванное ссорой с Вильгельмом.
Отправившись на север, король подошел к Эксхолму, оттесняя датчан все дальше в Холдернесс. Он оставил графов Роберта де Мортена и Вильгельма д'Э следить за ними, а сам двинулся на запад, подавил восстание в Стаффордшире и поспешил оттуда обратно в Ноттингем. Там он услышал, что датчане собираются возвратиться в Йорк, чтобы отпраздновать там Рождество. Король собрал свои войска и двинулся на север, намереваясь перейти Эйр и двинуться в Йоркшир. На Эйре ему пришлось задержаться на три недели, частично из-за погоды, частично из-за попыток найти не охраняемый противником брод, по которому можно было бы переправиться через реку. Брод отыскал Лизуа де Мутье, предводительствовавший отрядом из шестидесяти рыцарей; король отразил атаки англичан и закрепился на плацдарме на речном берегу, неподалеку от места, где позднее будет построен замок Понтефракт.
Вскоре после этого Вильгельм в третий раз прибыл в Йорк. На своем пути его войско, двигавшееся по римской дороге через леса, холмы и даже болота, не щадило ничего и никого. Йорк представлял собой пепелище среди опустошенной земли. Рыцарь Тустен направился с отрядом в Беверли, однако погиб под весом собственного коня, рухнувшего на него, когда он попытался въехать верхом на нем в собор. Его нашли с руками, выкрученными за спину «самым чудовищным образом». Поскольку король Вильгельм подтвердил права собора святого Иоанна Беверлийского на все его владения, столь цветистая легенда вполне могла возникнуть как объяснение поступка короля.
