К тому времени Вильгельм уже подчинил себе Лондон и не собирался терпеть проявлений непокорности. Однако «добрые люди» вступились перед герцогом за аббата, который был «очень хорошим человеком», и убедили Бранда предложить нормандскому герцогу сорок марок золотом, чтобы тот признал его аббатом. Бранд так и сделал. Но далее автор с грустью замечает, что «после этого беды и зло обрушились на монастырь. Боже, помилуй его!».
[145]
В течение двух недель после битвы при Гастингсе, с 15 по 30 октября, знать и духовенство, собравшиеся в Лондоне, продолжали колебаться; как саркастически замечает составитель Англосаксонской хроники, «всегда, когда нужно было выступать, дело затягивалось день ото дня».
[146] Тем временем герцог, не получив признания ни от одного представителя знати, решил, что пора переходить от слов к делу.
[147]
Зная о судьбе по меньшей мере двух своих кораблей, которые отбились от флотилии не то при пересечении пролива, не то при переходе от Певенси к Гастингсу, Вильгельм пожелал наказать виновных. Эти нормандские корабли пристали в Ромни. Как только нормандцы вытащили их на сушу, на них «напали свирепые местные жители», обитатели Ромни-Марш. Поэтому герцог велел покарать их «таким наказанием, какое он считал достаточным за убийство своих воинов, попавших туда по ошибке». За то, что люди осмелились защищать дома от захватчиков, их убили, а деревни и дома сожгли.
Это возымело должное действие. Двигаясь вдоль побережья, нормандское войско крушило все на своем пути, разграбив, таким образом, земли к северу от Марш и разорив Фолкстон. В дни короля Эдуарда это поместье имело годовой доход в 110 фунтов, но его новому владельцу, нормандцу Вильгельму д'Арку, оно давало всего 40 фунтов.
[148] Разоренные области вдоль пути следования армии Вильгельма отстоят друг от друга примерно на двадцать пять миль: приблизительно такое расстояние проходили нормандцы за день, а на следующий день войско стояло, и люди Вильгельма рыскали по селениям в поисках еды и добычи. Дувр, уже тогда бывший важнейшим портом для сообщения с континентом, сдался без сопротивления. Несмотря на добровольное подчинение, нормандцы сожгли vill (город) дотла, так что когда он перешел во владение епископа Байё, доход от него невозможно было оценить; даже в 1086 году Дувр приносил всего лишь 40 фунтов. Тем не менее, герцог переместил свой флот туда: гавань Дувра была намного безопаснее Гастингса. Жители Дувра так испугались при его приближении, что «не надеялись ни на естественные преграды, ни на городские укрепления, ни на многочисленных защитников города».
[149]
Воины, находившиеся в Дувре, решили сдаться, но рыцари Вильгельма их опередили: чтобы ускорить дело, они подожгли castellum, укрепление, располагавшееся на утесе, среди развалин римского форта. Дисциплина в войске Вильгельма оставляла желать лучшего.
Новости о судьбе жителей Дувра достигли Кентербери, и горожане тут же предложили нормандцам заложников и принесли клятвы: «величественный город, древняя христианская столица, резиденция архиепископа, был охвачен страхом». Но Вильгельм не сразу отправился в Кентербери. Его на целую неделю задержала в Дувре эпидемия дизентерии, вспыхнувшая среди нормандцев из-за обилия жирной пищи, особенно мяса, и из-за местной воды. Герцог, вероятно, недовольный упадком дисциплины в войске, или боясь, что болезнь — это знак божественного гнева, возместил жителям Дувра ущерб, нанесенный пожаром. Однако это не помешало ему выгнать из города часть обитателей и поселить там своих соратников. Подобной тактики Вильгельм будет придерживаться и в других городах, пожелавших сдаться завоевателю.
Наконец, чувствуя, что теряет даром время, Вильгельм решил двинуться к Кентербери, оставив раненых и больных нормандцев в Дувре: к этому моменту к герцогу прибыли свежие подкрепления из Нормандии. Вильгельм достиг Кентербери в воскресенье, 29 октября, и, вне всякого сомнения, отпраздновал там День всех святых в ближайшую среду. Чтобы разместить свое войско, Вильгельм разбил лагерь в месте, которое Вильгельм из Пуатье именует Turns Fracta, или «Разбитая башня» (его местонахождение неизвестно), где и сам заболел дизентерией. Полностью выздороветь и продолжить путь он смог лишь через месяц, в пятницу, 1 декабря. Возможно, что во время этой вынужденной задержки герцог послал гонцов в Винчестер, чтобы добиться изъявления покорности от города и королевы Эдиты.
Герцог Вильгельм затем возобновил продвижение к Лондону. Большая часть Кента между Дувром и Кентербери была разграблена; нормандцы также обшарили в поисках провианта всю территорию от Сандвича до Дувра. Теперь герцог повел армию на восток, к Мейдстону, оставляя за собой полосу разоренных земель, простиравшихся от Фэвершема до Чаллока. Путь нормандской армии был повсюду отмечен грабежами и убийствами. В «Песне о битве при Гастингсе» говорится, что Вильгельм послал отряд из пятисот рыцарей, чтобы те осмотрели укрепления Лондона, в то время как основные силы, вероятно, продолжали двигаться вдоль линии, протянувшейся от Орпингтона на севере до Окстеда на юге, направляясь к Эпсому.
Рыцари сообщили, что Лондон обороняет многочисленный гарнизон под командованием раненого королевского конюшего, Эсгара, которого таскали на носилках, поскольку сам он ходить не мог. Эсгар и герцог Вильгельм обменялись посланиями; герцог дал множество лживых заверений (в будущем он также поступит с другими знатными людьми), пообещав Эсгару, что он сохранит за ним его должность и владения и даже сделает его одним из своих советников, когда сам станет королем, если только Лондон сдастся.
[150]
По всей видимости, переговоры не дали результатов: рыцари продолжили двигаться вперед и, пройдя через Саутворк, добрались до самого Лондонского моста, прежде чем их заставили отступить. Не сумев удержать мост, нормандцы ретировались и утешились тем, что сожгли Саутворк. Основную силу в этом противостоянии составляли оставшиеся в Лондоне представители знати, не желавшие сдаваться. Возможно, обороной руководили архиепископ Элдред, эрлы Эдвин и Моркар и другие менее влиятельные люди, поскольку Вильгельм из Пуатье заявляет, что англичане собирались вступить в битву. По словам хрониста, Лондон мог выставить «многочисленное и грозное войско», поскольку к лондонцам «присоединилось столько воинов, что их трудно было разместить даже в этом большом городе». Возможно, была сделана попытка в третий раз созвать фюрд.
Знатные люди поддерживали Эдгара Этелинга, поскольку, по словам Вильгельма из Пуатье, «больше всего они не желали над собой повелителя-чужестранца». Но некоторые магнаты и церковные иерархи теряли понемногу уверенность, и постепенно, по мере приближения завоевателей, сила сопротивления начала таять. Самым большим достижением защитников Лондона осталось отражение атаки рыцарей па Лондонском мосту.
