Благодаря вмешательству герцога, которого поддержал его сводный брат, епископ Одо, собравший молодых рыцарей, нормандцы повернулись лицом к противнику и бросились в атаку. Они окружили большую группу англичан и перебили их — спастись удалось лишь немногим. Сам Вильгельм был словно заговорен от ран. По свидетельствам, за время сражения под ним были убиты три лошади. Вполне возможно, что в этот переломный момент имел место эпизод, описанный в «Песне о Битве при Гастингсе», когда герцог столкнулся на поле с эрлом Гюртом и попытался вызвать его на единоборство. Эрл, не дрогнув, швырнул дротик, ранив коня Вильгельма и заставив того спешиться. Это не смутило герцога: напротив, он бросился на молодого воина, «словно разъяренный лев», и нанес удар, говоря: «Вот единственная корона, которую ты заслужил; если мой конь убит, я нападаю пешим». Вероятно, герцог думал, что перед ним сам король Гарольд, а не его брат. Затем Вильгельма выбил из седла воин, который назван «сыном Хеллока»; за это он поплатился жизнью. Наконец, по рассказам, герцог схватился с «центурионом» (то есть предводителем сотни) и убил также и его. Существует малая вероятность, что слова «сын Хеллока» могут относиться к эрлу Леофвине, который, как говорят, был убит в этой стычке, но доказательств тому нет. Итак, рубя руки, ноги и головы, полный решимости истребить врага, герцог Вильгельм вверг «бесчисленные души во тьму смерти». «Песнь о битве при Гастингсе» также сообщает, что на этом этапе погиб эрл Порт, так что, возможно, именно гибель эрлов Гюрта и Леофвине заставили англичан остановиться и начать отступление.
[122]
Англичане попытались вернуться обратно на холм. Некоторые — возможно, отряд более опытных бойцов — удерживали маленький бугор на склоне, справа от позиций английского войска, пока всех их не перебили нормандские рыцари. За это время английские воины успели заново выстроить стену из щитов и не дали нормандцам прорвать свои ряды. Английское войско, «даже после всех потерь едва уменьшившись в размере», продолжало держаться. Герцог Вильгельм и его люди поняли, что «сумеют одолеть армию, которая так стойко держит строй, лишь ценой огромных жертв», как пишет Вильгельм из Пуатье. Гарольд не зря старался во что бы то ни стало сохранить стену из щитов. До сих пор неясно, отдал ли король приказ о наступлении, когда бретонцы побежали, или он просто не сумел остановить внезапный порыв своих людей. Но теперь, перестроившись, англичане отбивали все атаки. Гарольд не мог прервать сражение и отступить без риска подставить своих воинов под удар нормандцев, но он мог держать позиции и надеяться простоять до ночи; тогда англичане могли бы отойти под покровом темноты, оставив нормандцев зализывать раны и умирать от голода. Затем Гарольд собрал бы свежие войска и возобновил войну.
Тем временем уже миновал шестой час, час вечерни. Вильгельм из Пуатье настаивает, что нормандский герцог прибег к уловке мнимого отступления: увидев, как бегство бретонцев обернулось ему на пользу, Вильгельм (по словам хрониста) стал приказывать то одному, то другому конруа (группе из 10–20 рыцарей) имитировать беспорядочное бегство, побуждая англичан, «которые уже считали себя победителями и испускали торжествующие крики», нарушать строй и бросаться в погоню. Но рыцари тут же разворачивались (известно, что этот маневр они отработали заранее) и принимались крушить врага. Таким образом, силы англичан таяли.
Эти «ложные отступления» являются спорным моментом. Подобная тактика часто описывается в источниках XI века, так что возникают подозрения, все эти описания, в том числе рассказ Вильгельма из Пуатье, — лишь попытка замаскировать реальные приступы паники и придать им видимость запланированного маневра. Если подобную тактику так часто применяли, воины должны были знать о ней и вряд ли поддавались бы на такую уловку. Возможно, идея «притворного бегства» возникла из-за естественного стремления конницы развернуться и отступить для перегруппировки после неудавшейся атаки. Организованное отступление с последующей перегруппировкой и новым натиском действительно могло походить на обманный маневр.
В промежутках между атаками рыцарей, чтобы не давать англичанам передышки, Вильгельм вновь и вновь посылал в бой лучников и арбалетчиков, а следом за ними — пеших воинов. Стена щитов оставалась «устрашающей и непреодолимой», но англичане, несомненно, устали, так что «больше движений производили падающие наземь мертвые, чем живые. Те, кто был ранен легко, не могли выйти из плотного строя, и стояли, сдавленные плечами своих товарищей».
[123]
Английские тэны, державшие оборону, несли огромные потери: они раз за разом становились мишенью для града стрел, а вслед за тем подвергались попеременным атакам пеших воинов и рыцарей, почти не имея возможности передохнуть. Вильгельм из Пуатье пишет, что тела Леофвине и Гюрта обнаружили после битвы недалеко от места, где пал их брат, король Гарольд, перед этим выступивший в первую шеренгу войска
[124].
Битва продолжалась в сгущающихся сумерках. Нормандскому герцогу так и не удалось переломить ход битвы. Если ему не удастся сломать стену из щитов до наступления темноты, все будет потеряно: ведь нормандцам неоткуда будет получить подкрепление.
Герцог Вильгельм пустил в ход последнее средство. Он снова послал вперед лучников, приказав им подойти как можно ближе к стене щитов и пускать стрелы над головами атакующих нормандских воинов — кон-пых и пеших — почти вертикально вверх, чтобы те поражали врагов сверху. Тогда англичанам придется выбирать: защищаться от прямого нападения или поднять щиты, чтобы закрыться от ливня стрел. За пару минут каждый лучник мог выпустить по 10 стрел. В результате в стене открылись сразу несколько брешей, и рыцари сумели въехать на плато, вероятно с западной стороны, смяв строй обороняющихся и круша отрезанные друг от друга отряды. Роберт Вас рассказывает, что герцог Вильгельм получил удар в голову от английского сотника, но спасся благодаря шлему и сумел отбить нападение. Сотник продолжал рваться в бой, пока его не прикончил нормандский барон Рожер Монтгомери. Роберт Фиц-Эрнис попытался захватить английское боевое знамя, но поплатился за это жизнью. Тогда отряд из двадцати рыцарей решил исполнить его намерение, и английский стяг оказался в руках нормандцев.
В это время король Гарольд, все еще не потерявший надежды продержаться до темноты и пытавшийся воодушевить своих людей на последнее решающее усилие, впервые за все время битвы вышел в первую шеренгу щитовой стены, где его заметил нормандский воин, указавший на него герцогу. Вильгельм из Пуатье, описывая английского короля, сравнивает его с Гектором, бьющимся у Трои против Ахилла, или с Турном, сражающимся в Италии против Энея
[125]. Он покинул свой командный пост, над которым реяло английское знамя, и встал рядом со своими хускерлами. Гарольд дрался неистово, круша врагов всюду, куда доставал его меч. Никто не мог приблизиться к нему и уцелеть. Он одним ударом повергал на землю всадника вместе с конем. Пока королю сопутствовала удача, англичане продолжали держаться. Но затем на Гарольда напали разом четверо рыцарей, и он был убит. Когда король пал, крик «Гарольд мертв!» разнесся над рядами английских воинов, и они дрогнули и побежали. Без сомнения, соратники Гарольда могли вспомнить слова, сказанные людьми Бюрхтнота в «Битве при Мэлдоне»: «Вот он, вождь наш, / повергнут наземь, / во прахе лежит добрейший».
[126] Нет никаких сведений о пленных, захваченных при Гастингсе, — только о количестве убитых. Говорили, будто иссохшая земля напилась кровью погибших.
