Вильгельм из Пуатье, стремящийся, как обычно, показать законность действий Вильгельма, утверждает, что герцог по крайней мере дважды пытался убедить Гарольда, чтобы тот прислушался к его требованиям; при этом он предлагал оставить за Гарольдом титул эрла Уэссекса и вновь обещал отдать ему в жены одну из своих дочерей (не зная о браке Гарольда с Элдгютой). Хронист пишет, что герцог Вильгельм «не желал его [Гарольда] смерти, но хотел даже усилить его власть в сравнении с властью его отца Годвине и дать ему в жены собственную дочь». Эти повторяющиеся упоминания о предполагавшемся брачном союзе заслуживают внимания. Вильгельм уже прибегал к такой уловке, чтобы закрепить свое право на графство Мэн. Вильгельм Жюмьежский подтверждает, что герцог отправил послание Гарольду, как только услышал вести из Англии, и добавляет, что Вильгельм предложил Гарольду «половину королевства» и руку своей дочери! Кое-кто считает, что речь шла об Агате. Подругам версиям, Гарольду было предложено эрлство Уэссекса. Но это уже легенды, а не история.
В «Круге земном», собрании скандинавских саг, отразились отзвуки этих событий, дошедшие до Скандинавии, и там говорится, что брак между Гарольдом и дочерью герцога организовала жена Вильгельма Матильда в беседе с Гарольдом во время его пребывания в Нормандии и что вторжение герцога в Англию объяснялось желанием наказать Гарольда за отказ от свадьбы.
[41] Нейтральный источник, написанный во Фландрии, говорят, что Гарольд был убит, потому что «отказался взять в жены дочь Вильгельма». Вторит им и хроника монастыря св. Андрея в Камбре
[42], утверждающая, что война началась из-за того, что Гарольд не исполнил своего обещания жениться на дочери Вильгельма.
[43] Это — фламандские источники, независимые от Нормандии. Есть и некоторые другие источники, в которых несостоявшийся брак представлен как основной повод для вторжения, хотя чаще он упомянут лишь как второстепенная причина.
[44] Создается впечатление, что эрла Гарольда вынудили поклясться, что он женится на герцогской дочери, и его отказ стал причиной конфликта. В XI веке при обручении приносились клятвы. Известно, что Ричард Бесстрашный, герцог Нормандии, пообещал взять в жены дочь Гуго Капета и должен был за это принести оммаж ее отцу. Возможно, Гарольду тоже пришлось дать вассальную клятву Вильгельму и даже принять от него посвящение в рыцари. Ни то, ни другое не подразумевало никаких обязательств по поводу английской короны. Но оммаж легко можно было представить как клятву содействовать герцогу во всех его устремлениях, включая желание получить английский трон. Когда Гарольд не выполнил то, что, как утверждал Вильгельм, являлось его обязанностью, появилась возможность выставить его в глазах феодальных властителей Западной Европы вероломным вассалом, клятвопреступником, предавшим своего господина. Создатели гобелена из Байё не жалели сил, чтобы донести эту мысль: предатель губит и себя, и других. Апеллируя к клятвопреступлению Гарольда, нормандцы стремились затушевать шаткость своих притязаний.
Все источники единодушно утверждают, что соперники несколько раз обменялись посланиями; за этой перепиской просматривается стремление герцога очернить Гарольда в глазах нормандских баронов и европейских правителей. Последнее послание герцога было, очевидно, почти отчаянной мольбой, чтобы Гарольд хотя бы женился на его дочери! Посредником Вильгельма в этих дипломатических играх выступил феканский монах Гуго Марго. Как отмечает Дэвид Бейтс, Вильгельм, заручившись поддержкой папы, «сделал гениальный ход, мгновенно превративший разбойничье нападение в справедливый поход против короля-узурпатора».
[45] Каковы бы ни были детали, Гарольда представили вассалом, восставший против своего сеньора.
Повторяющиеся предложения Вильгельма и неизменные отказы Гарольда стали известны баронам, и Вильгельм Фиц-Осберн, сенешаль и правая рука герцога, побуждал Вильгельма к активным действиям. Герцог заявил Гарольду, что если тот не готов уступить его требованиям, то он, Вильгельм, придет в Англию с оружием, и тогда «он узнает наши замыслы скорее, чем рассчитывает, и лучше, чем сам того хотел бы, ибо встретится со мной лицом к лицу. Передай ему эти слова; скажи, что если в течение года он не увидит меня в землях, которые сейчас пытается защитить от меня, то сможет жить в покое до конца своих дней и не бояться моего гнева». Эти слова были переданы Гарольду через одного из его соглядатаев, пойманного в Нормандии; самому же разведчику Вильгельм сказал, что Гарольду не стоит «тратить золото и серебро, чтобы купить верность и коварство людей вроде тебя, готовых шнырять среди нас и вынюхивать наши планы».
[46]
Согласно версии Эадмера,
[47] Гарольд ответил на послание Вильгельма, что дочь герцога, на которой он должен был жениться, умерла, и, кроме того, король не может жениться на чужеземке без позволения советников. Он добавил, что все предполагаемые клятвы, касающиеся передачи королевства, в любом случае не имеют силы. Что же касается другого пункта соглашения, по которому его сестра должна была выйти замуж за благородного нормандца, то сестра, увы, умерла: «Если ты, герцог, все же хочешь получить ее останки, я могу отправить их тебе, чтобы меня не обвиняли в нарушении данной клятвы». С точки зрения Гарольда, его и Вильгельма связывало исключительно соглашение о брачном союзе. Весь этот спор весьма в стиле саг, описывающих отношения между соперничающими монархами в терминах личной распри.
Все эти дипломатические маневры закончились после Пасхи, которая в тот год отмечалась 16 апреля. Англосаксонская хроника лаконично сообщает о том, что Гарольд знал о планах «Вильгельма Незаконнорожденного прийти и завоевать эту землю». В ней ни словом не объясняется, почему герцог задумал вторжение. События тех дней связываются с появлением кометы Галлея, которая засияла на небосклоне в понедельник, 24 апреля, и была видна по меньшей мере семь ночей. Ее наблюдали по всей Европе и соотнесли сначала со смертью короля Эдуарда, а затем — с гибелью Гарольда и вторжением нормандцев в Англию.
[48] Возможно, под влиянием этого пугающего знамения пошли слухи о кораблях-призраках, угрожающих Англии с моря. На это намекает гобелен из Байё, на котором призрачные корабли изображены по нижнему краю, под сценой, где королю Гарольду сообщают о появлении кометы
[49]. На крыше королевского дворца сидят две птицы, вероятно, пророчащие беду. Даже Вильгельм из Пуатье отсылает нас к появлению кометы, обращаясь к Гарольду с такими словами: «Комета, Ужас королей, освещает начало твоего правления, пророча тебе скорую погибель».
[50] Как позже напишет Шекспир, «В день смерти нищих не горят кометы, / Лишь смерть царей огнем вещает небо».
[51]
