– Осциллограф. – Папа кивнул Маше на прибор.
– Федь, помоги-ка мне тут, – крикнул профессор из-за нагромождения мебели в углу, – и ты, Родь, – тут втроем не справиться…
Папа и Родион поспешили к нему. Маша осталась на изоляторе. Ее джинсы выпачкались пылью, она принялась отряхиваться и чихнула; казалось, эти приспособления никто не использовал десятки лет. Желтые цилиндры люминесцентных ламп воинственно жужжали у нее над головой. Из угла послышался скрип. Папа, профессор и Родион с трудом выволокли небольшой черный ящик, на крышке которого высились три уменьшенные игрушечные копии изолятора, на котором сидела Маша. Сложно было поверить, что эта штуковина, по габаритам схожая с черным ящиком из передачи «Поле Чудес», с трудом дается шести мужским рукам. Родион закатал рукава свитера, а по линолеуму, вслед за ящиком, уже тянулись светлые мохнатые царапины.
– Измерительный трансформатор. – Папа тяжело дышал.
Наконец ящик подполз вплотную к осциллографу, и руки разжали.
– Теперь кабели. – Профессор шумно выдохнул и тут же, как кузнечик, отскочил к шкафам.
– У тебя шина заземления тут есть? – бросил ему папа, отряхивая ладони.
– Смотрю, немного времени нужно, чтобы память отшибло, – ответил Кьяница.
– Тринадцать лет…
– Шину сняли еще при тебе, Федь. – Профессор раскручивал в руках моток черных проводов.
– А клеммы тут зачем? – не унимался Родион. – Ими же аккумулятор заряжают в машине. – Он ухватился за металлический крокодильчик на кончике витка, который продолжал бережно распутывать профессор.
– Сейчас поймешь. – Он подмигнул сыну.
– Батареей, получается, заземлять будем? – Папа пропустил колкость мимо ушей.
– А как еще-то? Видишь, до какого состояния оборудование довели? В этой лаборатории один хозяйничаю уже лет пять. Представь. И ни один студент… Ни одна лабораторная…
– Давай я подсоединю. – Папа взял у профессора кончик провода с крокодильчиком и прикусил им ржавую секцию батареи, крепившейся к стене под единственным окном. Второй конец вставил в отверстие на одной из стенок черного ящика. Еще подсоединил к нему тонкий белый провод осциллографа. Затем вонзил штепсель осциллографа в розетку на конце валявшегося тут же, обернутого изолентой удлинителя. Экран осциллографа вспыхнул тревожным зеленым светом.
– Мы фиксировать это как-то будем? – Папа задумчиво перемещал бегунки на стенке прибора рядом с экраном, сидя на корточках.
– Протокол хочешь? – усмехнулся профессор. – Думаю, нужды пока нет.
– Не веришь в это? – Папа внимательно посмотрел на профессора снизу вверх.
– Федь, давай вот только без этого. – Профессор отвернулся к шкафу. – Смотрю, ты не только про шину запамятовал… Это у вас на бирже в верю – не верю играют. А здесь любая гипотеза все еще требует доказательств. Давай, Мария, бери в руки кабель. – Он протянул Маше крокодильчик.
– Стой! – папа перехватил его. – Надо прямо на ней закрыть его. – Он сжал прорезиненные ручки и слегка прикусил Машину кисть пониже большого пальца. – Больно?
– Терпимо… – Маша прикоснулась к холодному металлу, – меня не ударит током?
– А ты не паникуй! – воскликнул профессор, словно вспомнивший, что она тоже находится в комнате и не является одним из приборов.
– Что вы с ней делаете? – Родион подошел к Маше. – Объясните мне! Что они делают? – Теперь он шарил глазами по ее лицу.
– Кое-что проверяют, – Маша ободряюще улыбнулась, – сама не до конца…
– Таааааак… смотри-смотри! – Кьяница рухнул на колени перед экраном осциллографа. – Вот-вот должно пойти!
Папа еще раз взялся за крокодильчик на Машиной кисти, проверил контакт с кожей, потом подошел к батарее, отсоединил-подсоединил клемму и там.
– Пока ноль. – Профессор сверлил глазами экран. – Глянь.
Экран, как в кино про хирургов, прорезала прямая толстая линия.
– Ждем пять минут? – Папа сложил руки на груди.
– Мне можно шевелиться? – подала голос Маша.
За окном несколько раз каркнула ворона. Все участники эксперимента замерли, гипнотизируя экран, но линия не менялась.
– Ты все проверил, точно соединено?
– Проверь сам, – хмыкнул папа.
Через пару минут он повернулся, пристально оглядел замершую, подобно скульптуре в Летнем саду, Машу и заговорил, обращаясь к профессору:
– Знаешь, что я думаю? Руки и ноги-то последние по кровоснабжению… Слабо очень…
– Так и чего? Мы ж не кровоснабжение тут с тобой измерить пытаемся, а…
– Да ведь и это дело, пожалуй, не в пальцах у нее копится…
– Что ты хочешь?
– Давай к животу попробуем.
– Ха, может, еще на язык ей нацепим его? – издевательски воскликнул профессор.
– Что? – Маша сняла крокодил с кисти и поднялась на ноги. – Зачем еще к животу?
– Мань, вот ты говорила, что это внутри себя ощущаешь? А где именно внутри?
– Где-то тут, да, – Маша прижала ладонь пониже груди, – но я не собираюсь тут раздеваться… – Она покосилась на Родиона. Тот сидел на стуле рядом с окном, сунув кисти рук себе под бедра, и молча следил за происходившим.
– Попробуй прицепить его к себе под кофтой к коже живота, захватить ее, там же есть складки… – Папа старался быть деликатным, но в его голосе ощущалось нетерпеливое напряженное желание доказать что-то профессору.
– Нет там никаких складок. – Маша протянула провод под кофту.
– Подожди, Федь, давай за ухо попробуем? Я читал…
– Да ты издеваешься, Саш?
Маша кое-как закрепила клемму у себя на животе. Положение линии на экране не переменилось.
– Уже воображаю, как буду это рассказывать… – Кьяница продолжал веселиться. – На наших глазах рождается научный анекдот!
– Подожди ты, – поморщился папа.
У Маши в кармане завибрировал мобильник.
– Что это? Что это?
– Телефон… – ответила Маша, осторожно протягивая руку в карман, – отвечу?
– Подходи, подходи, ничего… – начал профессор, но его голос тут же оборвался.
На экране Машиного телефона светилось слово «ШАЛТАЙ».
– Смотри! – воскликнула папа.
Маша нажала «Ответить» и медленно поднесла телефон к уху.
– Да, – сухо произнесла она.
– Привет, – голос на том конце провода звучал отстраненно.
– Что ты хотел?
– Да так… На концерт пригласить…
В это время профессор Кьяница и папа упали на колени перед экраном. Маша сглотнула слюну.
