– Что с вами такое? – Священнослужитель вглядывался в Машино лицо. У нее же в голове пульсировала единственная мысль: выудить из кармана телефон и позвонить папе. Говорить она больше не могла. И с трепетом осознала: внутри нарождается, грохочет невиданная по силе гроза. Она жадно вдохнула полный ладана воздух, интуитивно пытаясь разбавить эти тучи, провалить, вытолкнуть из себя.
– Волосы, – закричала сбоку какая-то женщина, – ее волосы!
Маша крутила глазными яблоками, капюшон слетел, и она поняла, что все ее волосы до единого взмыли в воздух под действием статического электричества, непостижимо откуда тут взявшегося. Во рту пересохло. Гроза набирала обороты, и Машу тряхнуло, будто чьи-то невидимые руки взяли ее за плечи, подняли, как тряпичную куклу, и отшвырнули от иконостаса. Тело глухо ударилось о штукатуреную стену, с которой соскользнула и с треском грохнулась об пол икона Николая Чудотворца. Заплакал ребенок. Перед тем как лишиться чувств, Маша поняла, что лежит на каменных плитах соборного пола абсолютно нагая. А к ней бегут, мчатся со всех сторон десятки разметающих пыль ботинок. «Теперь точно не скроешь», – подумала она перед тем, как храм исчез и что-то окончательно уволокло ее во тьму.
Задача 7
Вставай на изолятор
– Сейчас-сейчас, сейчас-сейчас, – бормотал бородатый дьякон в черном одеянии и чем-то невыносимо гремел. Маша приподняла голову. Она лежала на узкой деревянной скамье в тесном, по-видимому, подсобном помещении Троицкого собора. У стены с гигантским полукруглым окном толпились штук пять массивных резных подсвечников, подобных тому, что она опрокинула у алтаря. Ее тело, укрытое огромным куском изумрудной бархатной ткани, резко и хаотично сводило судорогой. Она попробовала приподняться на локтях, но дикая слабость не дала даже отвести назад руки для опоры.
– Лежи, лежи… Не двигайся… – бородач обернулся и опасливо посмотрел на Машу, – скорая вот-вот будет.
– Где моя… – язык не слушался.
– Одежда? Вон, я тебе в ноги положил все, что собрали… Лучше не двигайся, дочка… Одежда подгорела… Мы в пономарку тебя занесли, не беспокойся, тут никого постороннего…
Спросить, что произошло, Маша не смела. Теперь она прекрасно знала, что случилось. Проклятая гроза опять вырвалась из нее, только сработала на этот раз странно: Маша оказалась голой, а удар был направлен в нее саму, а не на кого-то рядом, как это было с мамой, Лизой и Шалтаем. Гроза вышла из-под контроля. Одеться бы и бежать отсюда. Пошевелиться не получалось. Маша была в таком отчаянии, что готова была попросить дьякона одеть ее. Увидела в конце скамьи джинсы и кофту. Попробовала подтянуть их к себе. Нога слушалась плохо: джинсы шмякнулись на пол. Раздался стук в дверь, бородач отворил ее, и на пороге помещения показались врачи в синих одеждах: женщина с короткими светлыми волосами и усатый молодой парень.
– Добрый день, – деловито произнесла женщина. – Мы правильно попали?
– Да уж как сказать, добрый, – загудел священнослужитель. – Девочка повредилась!
– Давайте посмотрим, – женщина поставила на пол красный пластиковый чемоданчик и впилась глазами в Машино лицо, – мы в сознании?
– Да… – слабо отозвалась та.
– Что тут случилось? Диспетчер сказала, потеря сознания?
– А мы не знаем, что это такое… – Дьякон нервно разминал руки. – Если бы увидел подобную сцену где-то в другом месте, решил бы, что тут удар током или что… Я не специалист… Возможно, эпилептический припадок… Те, кто рядом стоял, говорят, ее скрючило, судороги пошли… А потом об стену ударилась. Основательно так…
Женщина тем временем уже раздобыла табуретку, уселась рядом с Машей, взяла ее за запястье, нащупывала пульс.
– Тебя как зовут?
– Мария.
– Хорошо. Сегодня что за день, знаешь?
– Сегодня первое июля, среда… По-моему.
– Отлично, Маш. – Она вставила себе в ухо один наушник стетоскопа, потянула кругляш к Машиной грудной клетке, отодвинула холстину. – Так. А раздел ее кто?
– Так она, это самое… Девушка, когда упала, с нее вещи слетели…
– Как понять – слетели? – Врач повернулась к дьякону. Молодой человек тем временем растворил на полу чемоданчик и перекладывал в нем блестящие упаковки медикаментов.
– Сами не понимаем.
– Где ее одежда? Вот это? Так, джинсы… Я понимаю, платье-халат слететь может… Это кто ей джинсы-то с кофтой снял? А белье тоже тут? Трусы, вы меня простите, пожалуйста, по-вашему, тоже могут сами по себе упасть? – Она воинственно вскочила и двинулась на дьякона. – А можно тут у вас еще с кем-то переговорить?
– Галина Павловна, – подал голос интерн, – спросите пациентку.
– Маша, ты помнишь, что случилось? – Все трое вопросительно на нее уставились.
– Я не знаю… – Маша сглотнула слюну. Горло горело. – У-у-у… у-у-у-у… у-у-у-уд-а-а-а-а-арилась о стену.
– Страдаешь заиканием? – спросил интерн.
Маша кивнула.
– А другие хронические заболевания? Эпилепсия? Астма?
Маша покачала головой.
– А током ее могло от чего-то дернуть? Щиток там, или я не знаю…
– Нет, можете сами место осмотреть… Мы полицию вызывать не стали, решили, что она чем-то больна. Или… Можно вас на два слова?
Врачиха и дьякон отошли к двери, и голоса зазвучали приглушенно.
Парень улыбнулся Маше. Она снова попыталась сесть.
– Лежи пока.
– Одеться хочу.
– Доктор осмотр проведет, а потом поможем. Не бойся, голую в машину грузить тебя не будем.
– А зачем в машину? – забеспокоилась Маша.
– Так в больницу поедем.
– Может… Может, не надо в больницу?
– Вот выясним, что с тобой… А там посмотрим. – Он подмигнул ей с беззаботным видом.
– А родителям м-м-м-м-м… м-м-м-м-м… можно позвонить?
– Для начала осмотр, решим, куда везти, и позвоним. Договорились? Ты, главное, не волнуйся.
Врачиха и бородач вернулись.
– Маша, скажи, пожалуйста, ты сегодня ничего такого не принимала? Лекарства, витамины какие-либо?
– Не принимала…
– Точно? Алкоголь?
– Нет. Я не п-п-п-п-п… п-п-п-п-пила.
– А… Может, какие-то препараты? Ты сегодня вообще чем занималась? Давай тебя послушаем, а ты рассказывай, как день провела. – Она снова уселась на табуретку, вставила в уши стетоскоп и, откинув холстину, прижала кругляш к Машиной груди.
– Я бегала.
– Бегала?
– Пробежка. Потом дома сидела. Недалеко живу. Решила погулять и зашла в собор.
